ПРИМИРЕНИЕ
Папа, больше не приходи к нам. Когда ты уходишь, мама всегда начинает плакать и плачет до самого утра. Я засыпаю, просыпаюсь, снова засыпаю, снова просыпаюсь, а она всё плачет и плачет. Я спрашиваю её: «Мама, почему ты плачешь? Изза папы?..» Она отвечает, что вовсе не плачет, а просто шмыгает носом, потому что у неё насморк. Я уже подросла и знаю, что такой насморк не приводит к слезам в голосе.
В кафе на Пушкина, в самом центре Москвы, папа сидит за столом с дочкой и помешивает маленькой ложкой уже остывший кофе в крохотной белой чашечке. Дочка даже не трогает своё мороженое, хотя перед ней в вазочке маленькое произведение искусства: разноцветные шарики, покрытые сверху зелёным листиком и вишенкой, всё это смазано шоколадом. Любая шестилетняя девочка не удержалась бы перед такой красотой, но Аграфена уже давно, ещё в прошлую пятницу, решила поговорить с папой серьёзно.
Папа молчит, долго молчит, а потом начинает:
Что же нам делать, дочь? Не видеться совсем? Как я тогда буду жить?..
Аграфена морщит свой милый носик он напоминает мамин, чуть припухший, как маленькая картошечка, думает и отвечает:
Нет, папа. Я тоже без тебя не смогу. Давай так: ты позвонишь маме и скажешь, что каждую пятницу будешь забирать меня из детского сада. Мы будем гулять, а если захочешь кофе или мороженого (она указывает на свою вазочку), можем и в кафе посидеть. Я всё расскажу тебе о том, как мы с мамой живём.
Потом, задумавшись, она добавляет через минуту:
А если ты захочешь увидеть маму, я каждую неделю буду снимать её на телефон и присылать тебе фото. Хорошо?
Папа, не глядя на свою умную дочку, слегка улыбается и кивает:
Хорошо, так будем жить, дочь
Аграфена с облегчением вздыхает и берётся за своё мороженое. Но разговор ещё не закончился, и, когда у неё под носом образовались разноцветные «усы» из шариков, она облизывает их языком, становится серьёзной, почти взрослой. Почти женщиной, которой придётся заботиться о своём мужчине, даже если он уже стар. У папы на прошлой неделе был день рождения, и Аграфена нарисовала ему в садике открытку, тщательно раскрасив огромную цифру «28».
Лицо девочки вновь стало серьёзным, она сдвинула брови и сказала:
Мне кажется, тебе нужно жениться
И, желая поддержать, добавила:
Ведь ты ещё не так уж стар
Папа оценил «жест доброй воли» дочери и хмыкнул:
Скажешь тоже «не так уж стар»
Аграфена с энтузиазмом продолжила:
Не так уж, не так уж! Вот дядя Сава, который уже дважды приходил к маме, даже лысоватый немного. Вот тут
Она указала на лоб, пригладив мягкие кудряшки ладошкой, потом сделала вид, что всё поняла, когда папа напрягся и посмотрел ей прямо в глаза, будто случайно выдал мамину тайну. Тогда обе ладошки прижала к губам, широко раскрыла глаза как бы показывая ужас и растерянность.
Дядя Сава? Какой же это «дядя Сава» часто бывал у вас в гостях? Это мамин начальник? почти громко, почти во всё кафе выкрикнул папа.
Я, папа, не знаю даже растерялась от такой реакции Аграфена. Может, и начальник. Он приходит, приносит конфеты, торт И ещё она взвешивала, стоит ли делиться столь сокровенной информацией с отцом, тем более «неадекватным», маме цветы.
Папа, сцепив пальцы, лежащие на столе, долго на них смотрел. Он понял, что в эту минуту принимает важное решение. Поэтому юная женщина не спешила, а лишь подталкивала мужчину к правильному выбору. Она уже догадалась, что многие мужчины бывают медлительны, и их нужно мягко направлять, а кто лучше всего этим заниматься, как не женщина, особенно самая дорогая в его жизни.
Папа молчал, молчал и, наконец, решился. Шумно вздохнул, расстёгнул пальцы, поднял голову и заговорил Если бы Аграфена была старше, она бы поняла, что его тон напоминает тот, с которым Отелло задавал Дездемоне печальный вопрос. Но пока она не знала ни Отелло, ни Дездемону, ни других великих влюблённых; она просто собирала жизненный опыт, наблюдая, как люди радуются и мучаются изза пустяков.
И папа сказал:
Пойдём, дочь. Уже поздно, я отведу тебя домой и заодно поговорю с мамой.
О чём папа собирался говорить с мамой, Аграфена не стала спрашивать, но поняла, что дело важное, и быстро доела мороженое. Потом осознала, что то, к чему папа пришёл, важнее любого лакомства, поэтому, почти лихо бросив ложку на стол, спрыгнула со стула, вытерла губы тыльной стороной ладони, шмыгнула носом и, глядя прямо в папу, сказала:
Я готова. Идём
Домой они не шли, а почти бросились. Папа бежал, а держал Аграфену за руку, словно знаменосца, которого князь Андрей Болконский держал за полк, ведя в атаку под Аустерлицем.
Когда они ворвались в подъезд, двери лифта медленно закрылись, унося вверх одного из соседей. Папа растерянно посмотрел на дочь, она, решительно, спросила:
Ну? Что ждём? На каком этаже? У нас всего седьмой этаж
Папа поднял дочь на руки и бросился вверх по лестнице. Когда мама, наконец, открыла дверь, папа сразу же начал:
Ты не можешь так поступать! Кто такой Сава? Я же тебя люблю. У нас есть Аграфена
Он, не отпуская дочь, обнял маму, а Аграфена обняла их обоих за шею и закрыла глаза, потому что теперь взрослые могут целоваться.
Так они поняли, что честность и открытый разговор спасают семьи, а любые тайны, даже самые небольшие, лучше решать вместе, иначе они разрастаются, как снежный ком. Жизненный урок ясен: только откровенность и взаимное доверие позволяют семье выдержать любые бури.
