В детстве над ней смеялись, дразнили «каланчой» и «жирафом», но когда спустя годы она пришла на вечер встречи выпускников…
С самого детства Катерина Морозова чувствовала себя не в своей тарелке среди стройных, ловких одноклассниц. Ее высокая, угловатая фигура, длинные руки и особая, чуть неуклюжая походка всегда выделяли ее из толпы, делая мишенью для насмешек. Она была как молодая осинка, случайно выросшая среди изящных роз.
Эй, каланча! крикнул как-то сосед по парте, толкая ее в плечо. Осторожнее, а то головой зацепишься за дверной косяк!
Класс взорвался хохотом, который долго стоял у Катерины в ушах.
Девочка почувствовала, как лицо заливает жар, и опустила глаза в тетрадь. Она давно научилась не реагировать на колкости, прятаться в мире своих записей и рисунков на полях. Молчание было безопаснее любая попытка ответить только разжигала насмешки.
Дорога домой после школы была ее отдушиной. Она жила с матерью на окраине села в маленьком деревянном доме, где пахло яблоками и старыми досками.
Катюша, помоги-ка мне раскроить этот ситец, говорила мать, разворачивая сероватый рулон ткани. Сошьем тебе новое платье к весне.
Катя садилась за потрепанную швейную машинку «Подольск» и погружалась в работу, прокладывая ровные строчки. Монотонный стук машинки успокаивал ее, наводя порядок в душе. Только здесь, среди лоскутов и ниток, она чувствовала себя на своем месте.
Но школа возвращала все на круги своя. Девчонки перешептывались, громко смеясь:
Глянь-ка, это платье она из бабушкиных занавесок сшила!
Да она ходит, как цапля по болоту!
Катя проходила мимо, делая вид, что не слышит. А по ночам плакала в подушку, спрашивая себя: «Почему у всех все так просто? И лица, и одежда, и движения. А у меня все кривое, будто я собрана из чужих частей…»
После девятого класса Катя уехала в районный центр учиться в техникуме на швею. Город оглушал шумом и яркими витринами, но давал надежду: «Здесь, может, и начнется настоящая жизнь».
Техникум казался новым миром: просторные аудитории, строгие преподаватели. Но уже в первую неделю одногруппницы принялись ее разглядывать.
Гляньте-ка, это она сама такую кофту сшила? хихикнула одна, дергая Катю за рукав.
Да тут нитки торчат! подхватила другая.
Катя снова опускала глаза, чувствуя, как попадает в старый кошмар.
Однажды к ней подсела соседка по общежитию, Валя.
Ты не парься, сказала она. Просто ты… ну, знаешь, не такая, как все. Распусти косы, помаду купи станешь нормальной.
У меня нет денег на помаду, пробормотала Катя. Да и что это изменит?
Ну, как знаешь, пожала плечами Валя. Только зря не хочешь быть как все.
Единственным спасением были чертежи. На занятиях по конструированию ее линии были самыми точными. Преподавательница как-то заметила:
Морозова, у вас глаз-алмаз. Практики наберетесь станете классной швеей.
Однажды в коридоре она уронила папку с лекалами. Девчонки захихикали:
Ну вот, наша кутюрье в действии!
Катя, едя сдерживая слезы, стала собирать бумаги…
Внимание, группа! раздался голос завуча. Знакомьтесь, ваш новый преподаватель Алексей Николаевич Соколов.
Катя подняла глаза. Он был не похож на других высокий, подтянутый, в идеально сидящем костюме, со спокойными, мудрыми глазами.
Конструирование, говорил он, это не просто линии на бумаге. Это умение видеть форму еще до ее рождения. А чтобы видеть нужно терпение.
Слово «терпение» отозвалось в Кате это было единственное, чем она по-настоящему обладала.
Когда занятие закончилось, она осталась убирать чертежи. Вдруг над ней появилась тень. Соколов стоял рядом.
Морозова, верно? Он взял один из ее чертежей. Интересно… У вас твердая рука. Это от руки?
Да, ответила Катя. Я с детства шью, мама у меня портниха.
Он улыбнулся, морщинки собрались у глаз.
Хотите записаться на мой факультатив по моделированию? Первое занятие в субботу.
Катя покраснела, как маков цвет. Ей казалось, это насмешка.
Меня? Но я же… я ничего особенного.
Вы просто не верите в себя, спокойно сказал он. Это разные вещи. Приходите.
Он ушел, оставив после себя тонкий шлейф одеколона и ощущение, будто в ее жизни появилась маленькая дверца в новый мир.
Всю неделю Катя металась идти или нет. В субботу, собрав волю в кулак, она пришла.
Кабинет был уютным: деревянные столы, белые листы, лоскуты тканей. За столами сидели нарядные девушки. Катя села в уголке, стараясь быть незаметной.
Соколов начал урок:
Сегодня делаем основу блузы. Не бойтесь ошибок это шаг к пониманию.
Когда он подошел к Кате, у нее задрожали руки.
Здесь плечо узковато, мягко сказал он. Попробуйте сместить линию проймы.
Вот так?
Именно. У вас хорошая интуиция, вы просто ей не доверяете.
В тот вечер Катя задержалась допоздна, стачивая свою первую блузу. Соколов подошел.
Покажите.
Она молча протянула. Ткань легла неровно, строчка дрогнула.
Ничего не получается, прошептала она.
Он бережно развернул блузу.
Неправда. Здесь есть душа. Это не копия это частичка вас.
Кате стало тепло от этих слов. Никто так с ней не говорил будто в ней есть что-то ценное.
Шли недели. Катя приходила на занятия первой. Ее руки, когда-то неуклюжие, теперь уверенно выводили линии. Взгляд Соколова становился теплее.
Однажды он заметил:
Когда вы шьете, вы перестаете сутулиться.
Правда? Катя невольно расправила плечи.
Человек выпрямляется, делая то, что приносит радость.
Катя улыбнулась впервые за долгие годы искренне.
После занятий они иногда выходили вместе. Он говорил о Париже, о выставках, о тканях, которые шелестят, как шепот. Она слушала, замирая, и впервые чувствовала её рост, её руки, её странные, длинные пальцы всё это не недостаток, а сила.
Прошло десять лет.
На пороге зала встречи выпускников появилась она в платье из чёрного шёлка, скроенного так, что каждая линия подчёркивала её высокую фигуру. Один шов, как молния, шёл от плеча до пола. Волосы распущены, каштановые, с лёгкой сединой у висков.
Это что, Морозова? прошептала кто-то из бывших одноклассниц.
Не может быть Она же была такой нескладной.
Катерина прошла по залу, не спеша. Глаза многое видели, но впервые в них не было ни стыда, ни страха.
У двери стоял Соколов. Он кивнул.
Я знал, что вы придёте.
Она подошла, взяла его за руку.
Я наконец поняла мне не нужно было становиться как все. Мне нужно было стать собой.
И в тишине, которую не нарушал ни один голос, она сделала то, что никогда не смела в школе засмеялась громко, свободно, как будто десять лет назад та девочка в драном платье наконец-то услышала: ты не каланча. Ты высокая. Ты настоящая.
