Я сжимал в ладони листы анализов, а бумага уже пропиталась потом. В коридоре женской консультации толпа стояла, как в метро в час пик.
МорозоваВарвараМихайловна! крикнула медсестра.
Я встал, прошёл в кабинет. Врач полная женщина с усталыми глазами приняла папку, пробежалась взглядом по листкам.
Садитесь, сказала она, бросив равнодушный взгляд на результаты.
У вас всё в норме. Обследуйте мужа, произнесла она.
Я ощутил холод в груди. Виталий? Но ведь
Дома свекровь крошила капусту для борща, ножом кромсала её, словно бы рубя врагов.
Ну что, дочурка, какие новости? не отрываясь от доски, спросила Валентина Петровна.
Всё в порядке, пробормотала Варвара, снимая куртку.
А почему тогда свекровь наконец подняла глаза, в них блеснула тревога.
Виталию нужен осмотр, сказала я.
Нож замер над разделочной доской. Валентина Петровна выпрямилась, как натянутая струна.
Что за ерунда? У моего сына всё в порядке! Это ваши врачи, ничего не понимают. Раньше бабки и без анализов рожали.
В комнате лежали два носка один синий, другой чёрный. Я быстро схватил их и положил в корзину для белья. За три года брака эти одинокие носки стали символом нашей разбросанной жизни.
Виталий вернулся поздно.
Что за похоронное лицо? пробурчал он, плюхаясь в кресло.
Виталь, нам нужно поговорить, сказала я.
Он принял листы, бросил их на стол.
И что? спросил он.
Тебе нужен осмотр, ответила я.
С какой стати? Виталий встал, прошёл по комнате, будто грохотал топором. Я здоровый мужик! Посмотри на меня!
Он выглядел действительно крепким: широкие плечи, густые тёмные волосы. Но здоровье не то, что видно наружу.
Виталь, пожалуйста, попыталась я.
Хватит! закричал он. Не хочешь детей говори! Зачем эти спектакли с врачами?
Из кухни доносилось шуршание тапочек. Валентина Петровна притаилась за дверью, но каждый её вдох звучал громко.
Я хочу детей больше всего на свете, тихо проговорила я.
Тогда почему их нет? Может, ты чтото скрываешь? Аборты делала? крикнула она.
Удар был тяжёлым. Я оттолкнулась.
Как ты начала я.
А как я должен? Три года живём результата ноль! А врачи говорят, что я он замолчал, сжав кулаки.
Дверь распахнулась, и Валентина Петровна ворвалась, как танк.
Виталик, не слушай её! Это всё от безделья. Работай больше, а не таскайся к врачам, рычала она.
Виталий отвернулся к окну.
Не знаю, что думать, пробормотал он сквозь зубы. Знаю одно: здоровый мужчина к врачам не ходит.
Свекровь кивнула с торжеством.
Правильно, сын. По больницам шляться не мужское дело.
Внутри меня чтото лопнуло, словно натянутая струна.
Хорошо, сказала я ровным голосом.
На следующий день началась война. Валентина Петровна подметала каждую мелочь: соль пересыпала, кастрюля не домыла, пыль на комоде. Я молчал, стискивая зубы.
Может, тебе вообще не стоит дома сидеть? ядовито спросила свекровь за ужином. Работай, а не ходи к врачам.
Виталий жевал котлету, не поднимая головы.
Я работаю, напомнила я.
Три дня в неделю это не работа, а баловство, ухмыльнулась она.
При чём моя работа? спросил он.
Мой сын здоровый, а ты его больным выставить хочешь! Когда нет детей женщина виновата! Так было всегда!
Я встала изза стола, ноги подкашивались.
Что с тобой? удивилась свекровь. Поела и сразу убегаешь?
Устала, тихо ответила я.
Устала! А от чего? Три дня в неделю работаешь не бог знает, какая нагрузка!
Виталий наконец поднял глаза, в них мелькнула жалость, но он молчал.
Ночью я лежала, слушая храп мужа. Раньше этот звук успокаивал, теперь раздражал. Как же я не замечала его упрямства?
Утром я собрала вещи в старый спортивный рюкзак: несколько платьев, бельё, косметичку.
Куда это? спросила Валентина Петровна, стоя в кухонных дверях с чашкой.
К бабушке.
Надолго?
Не знаю.
Виталий вышел из ванной, увидел рюкзак.
Варь, что это?
То, что видишь.
Серьёзно?
А как ещё? Ты не хочешь обследоваться, мама считает меня виновным. Зачем мне здесь оставаться?
Он подошёл ближе, понизил голос:
Ну не дури. Куда идёшь?
К бабуле Фросе.
В эту конуру? Там же метров двадцать!
В тесноте, но без обиды.
Валентина Петровна фыркнула:
Правильно! Пусть идёт. Поживёт у старухи, поймёт, как хорошо ей тут было.
Виталий бросил на мать сердитый взгляд, но не возразил.
Я взяла рюкзак и пошла к двери.
Варь! крикнул муж.
Он стоял в прихожей, мокрые после душа волосы растрепаны.
Когда вернёшься?
Когда схожу к врачу.
Дверь за мной хлопнула.
Бабуля Фрося ахнула, увидев меня с рюкзаком:
Варенька! Что случилось?
Поссорилась с Виталием. Можно у тебя пожить?
Конечно, деточка. Только тесно тут
Квартира была крохотной: кровать, стол, два стула, старый телевизор, но чистой, с ароматом ванили бабушка любила её печь.
Расскажи, что произошло, попросила старушка, ставя чайник.
Я выложила всё. Бабуля слушала, качая седой головой.
Эх, милая Мужчины такие гордые. Признать, что чтото не так, для них как смерть.
А я что, должна всю жизнь ждать, когда он решит пойти к врачу?
Не должна. Правильно, что ушла. Пусть подумает.
Первые дни прошли спокойно: я спала на раскладушке, помогала бабуле по дому, телефон Виталия звенел, но я не брала трубку.
Позже бабушке сказали о боли в груди, скорую вызвали, и её госпитализировали.
Деточка, не волнуйся, шептала Фрося, когда её увозили. Старая я уже, всё бывает.
В больнице бабуле стало лучше. Я приходила каждый день, приносила еду, рассказывала новости.
Как дела с мужем? спросила однажды Фрося.
Никак. Звонил пару раз, кричал в трубку.
А ты отвечала?
Первый раз да, второй нет. Что толку слушать одно и то же?
А вдруг он уже к врачу сходил?
Вряд ли.
В коридоре толпились пациенты, и я чуть не столкнулась с молодым врачом в белом халате, светловолосым, добрыми глазами.
Извините, пробормотала я.
Ничего страшного. Вы к кому?
К бабушке, в седьмую палату.
А, к Ефросинье Кузьминичне! улыбнулся он. Денис Игоревич Кунцев, кардиолог.
Варвара, представился он.
Очень приятно. Не волнуйтесь, с бабушкой всё будет хорошо. Просто возраст
Он говорил о состоянии бабули, о лечении, а я наблюдала за его руками: длинные пальцы, ухоженные ногти, надёжные.
Спасибо вам за заботу, сказала я.
Он возвращался каждый день, и я начала ждать его встречи.
Варенька, а доктор интересуется, придёшь ли ты сегодня, однажды сказала бабуля с лукавой улыбкой.
Интересуется?
Да! Говорит: «Как дела у вашей внучки?» Хороший парень, к тому же холостой.
Я покраснела.
Бабуль, что ты такое говоришь
А что? Ты же почти свободна. Этот твой Виталий
Я замужем.
Пф!
Через неделю перевели Дениса в другое отделение. В последний день он подошёл ко мне в коридоре.
Буду тебя скучать, сказал он просто.
И мне, призналась я.
Он дал мне визитку.
Если чтонибудь понадобится или просто захотишь поговорить, сказал он.
Я взяла карточку, наши пальцы коснулись.
Спасибо.
И ещё он замешкался. Вы очень красивая и очень грустная. Надеюсь, это пройдёт.
Бабулю выписали, она окрепла, но я всё равно боялась оставлять её одну.
Виталий звонил, иногда я отвечала, иногда нет. Последний раз он крикнул в трубку, что я «веду себя как капризная девчонка». Я положила трубку и больше не поднимала.
Через месяц позвонила незнакомая женщина:
Варвара? Это мать Дениса. Он дал ваш номер
Что случилось?
Нетнет! Просто завтра у него день рождения, и он хотел бы вас видеть. Не придёте?
Я колебалась, но бабуля, подслушав разговор, замахала рукой:
Иди, деточка! Когда ты в последний раз весело проводила время?
День рождения прошёл замечательно. Денис познакомил меня со всеми, был внимателен, но не навязчив. Отвозя меня домой, он сказал:
Хочу увидеть тебя ещё раз. Можно?
Можно, шепнула я.
Мы начали встречаться, осторожно, деликатно. Он не задавал лишних вопросов, не требовал объяснений, просто был рядом. Иногда я оставалась ночевать у него.
А потом случилось то, чего я не ожидала: я забеременела.
Ты выйдешь за меня замуж? спросил Денис, когда я рассказала.
Конечно, счастливо засмеялась я.
Через год я катала коляску по аллее. Денис шёл рядом, рассказывая чтото смешное. Наш сын Мишка сопел во сне.
Навстречу шли двое: Виталий и Валентина Петровна. Увидев меня, они остановились, как вкопанные.
Я шла мимо, гордо подняв голову. В глазах Виталия я прочитала всю боль, сожаление и понимание.
Валентина Петровна дернула сына за рукав:
Пойдём, Виталик.
Но он не двинулся. Он стоял, глядя на коляску, на счастливое лицо меня и Дениса, и понимал, что ошибся. Но уже было слишком поздно.
