Неродящая баба уже и не баба, а лишь полбабы, так бормотала теща Татьяна, сказала Злата, тяжело улыбаясь.
Не слушай её, неожиданно и громко крикнула полуглухая соседка Глаша, Бог ведь сам всё знает. Тебе ещё рано ребёнка ожидать, а он уже наперёд всё видит.
Как же, Глаша заплакала Злата, пять лет живём, а я всё хочу малыша.
Обычно она держала эту боль в сердце, но сейчас, приехав в родную деревню Кузнецово, в Тверской области, к десятке километров от места, где покоится мать, она присела с тёткой у печки, чтобы поговорить.
Знаем мы дело, прошептала Татьяна, но не дети ищут нас, а мы их. Терпи, девчонка.
Собаки лаяли, воробьи чирикали, но привычных звуков деревни почти не осталось: Кузнецово почти умерло, старые избушки склонялись к реке, будто кланяясь ей в последний поклон.
Злата пошла домой к мужу, в село Большой Плюх, где нужно было выехать из Кузнецова к рассвету. Всю жизнь она боялась ночного леса и полей детский страх, что к ночи в деревне слышно шорохи.
Злата родом из этой местности. Шесть лет назад её оставили одна: отец умер в войне, мать умерла рано, и ей пришлось стать дояркой в местном колхозе.
В июне, когда она познакомилась с будущим мужем Никитой, ей было семнадцать. До фермы идти было далеко, но она шла с радостью, хотя руки от дойки часто болели.
Однажды утром её застал косой дождь. Небо затянуло тучами, грохотало, всё вокруг казалось наклонённым. Злата укрылась под навесом у кромки деревни, села на деревянный настил, выжимала из кос дождевую воду. И через мрачные струи она увидела бегущего к себе парня в клетчатой рубашке и штанах.
Ну вот подарок! сказал он, я Николай, а ты кто?
Злата испугалась, сердце забилось, но молчала, отодвинувшись к краю настила.
Тебя громом чтоли оглушило? поддразнил он.
Не немая, ответила она, зовут меня Злата.
Замёрзла? Не согреешь? продолжал он, прижимаясь к ней, Я с МТЗа.
Он шутил долго, а потом стал приставать, и Злата, испугавшись, бросилась под дождём в сторону леса.
Позже к ним на ферму пришёл временный скотник Николай Никифоров. Он ухаживал за Златой, и, видимо, их первая встреча оставила след.
Брак для Златы был радостью, но она представляла, что её ждёт в чужой семье: теща Татьяна оказалась строгой, следила за делами зорко, но в то же время отгоняла часть забот на невестку.
Злата трудилась, но упрёки тещи её смущали: «Ты пришла без приданого, как сирота». Время шло, теща успокоилась, увидев, что невестка способна.
Прошёл год, второй пришёл, но ребёнка всё нет.
Ты, девчонка, уже полбаба! крикнула Татьяна, Как нам без внуков жить?
Злата плакала в плечо Николаю, он упрекал мать, а та лишь злилась.
Злата не теряла надежды: ходила к фельдшеру, тайком к священнику в соседнюю деревню, варила отвар из трав, советованных бабушками от бездетности.
Жизнь шла своим чередом. Дом Никифоровых был не самым бедным, хоть послевоенные времена были тяжкими. Однажды Николай принес полмешка сырого зерна.
Ох, Коля, не надо, заахала мать.
Всё тянут, я не один, успокойся, мать
Злата переживала, уговаривала мужа не ввязываться в такие дела, но он всё равно привозил с колхоза «отходы».
Ночами Злата плохо спала, сидела в темноте, ждать мужа. Однажды решила выйти навстречу. Находя под кроватью старую юбку, футболку, резиновые сапоги, берёт брезентовый плащ и выходит в ноябрьский ветер, который врезался в раскрытые двери, а капли обжигали лицо.
Она шла к краю села, где стоят старые избы, а щенок Фенька, привязанный к ней, спотыкался. Дойдя до старого двора, слышит лёгкий женский смех, доносящийся изнутри.
Голосом она узнаёт Николая, но видит, что он не один. Среди звуков дождя слышит голос Кири, девушки из соседней деревни, работающей вместе с Златой на колхозной ферме.
Кира когдато была весёлая, мечтала уехать в город, но теперь её настроение потускнело, а её «зазноба» оказался Николой.
Злата, потрясённая, стояла у двора, пока смех Кири не затих. Она бросилась домой, споткнулась о собственный плащ, упала в грязь, а потом, запыхавшись, пошла к печи.
В бане, стирая одежду, она бесконечно повторяла: «Отстираем эту грязь, Фенька, отстираем».
В доме осталось лишь её любовь к мужу и его к ней, но казалось, что их уже нет. Она не хотела верить в измену, но голос мужа, шепчущий к другой, не давал ей покоя.
Ночь прошла, а утром к дому пришли два милиционера и председатель колхоза. Теща рыдала, схватившись за пиджак, отец Николая молча провожал сына. Злату заставили собрать мужа, поднять с пола тещу, а потом всех четырнадцать человек отвели в правление, где их арестовали и отправили в город на суд.
Злата обернулась под берёзами стояла Кира.
Суд затронул всю деревню, но никто не говорил об этом открыто, прячась в избах. Теща упала в своё горе, свёкор ослаб. Злата несколько дней не спала.
Всё это не решило её с Николаем она оставалась в подвешенном состоянии, но жалость и страх за мужа превалировали над обидой.
Через несколько дней, возвращаясь с фермы с молоком, она открыла дверь и увидела Киру, сидящую за столом, перед ней теща и свёкор. Кира кивнула языком, а старики опустили глаза.
Здравствуйте, пропела она.
И вам здоровья, ответила Злата.
Теща, неожиданно приветливо, спросила:
А как Катя, та, что в город ездила, у Ольги и Нины?
Злата ставила ведро с молоком на печь, мыла руки.
Суд был, Коленьку десять лет дали! произнесла теща, протянув платок и заплакав.
Как так? удивилась Злата.
Государственные преступники, объяснила Кира, почти всем по десятке.
Господи! выдохнула Злата.
Теща плакала, Злата её успокаивала:
Может, подумают, может, отпустят
Кира воскликнула, хлопнув по столу:
Если муж молчит, я скажу: Коля хотел жениться на мне, а потом развестись. У меня будет ребёнок, но я его не вырасту одна.
Все слушали, а Злата сидела, сложив руки на юбке из военной материи, молча.
Теща, рыдая, сказала:
Наш дом, наше решение. Внучок будет. Пускай Кира останется, пусть ребёнок растёт.
Я согласна, сказала Злата, продолжая цедить молоко.
Кира и свёкор ушли за вещами, теща начала готовить место для сна ребёнка.
Она разложила солому, сверху положила домашнюю ткань теперь это была её постель, почти как у Феньки в конуре.
Дни становились короче, холоднее. Теща болела всю зиму, Кира в последние дни почти не выходила из дома, а хозяйство легло на плечи Златы.
Кира иногда поддерживала её, говоря:
Ложись, а то тебя здесь оттягивают.
Злата часто сидела у окна, глядя на белый лес за рекой, думая о своей судьбе. Вернуться в родную деревню она не могла там избушки свистят ветрами, а до работы в холоде десять километров далеко.
Иногда вспоминала маму, представляя, что та сейчас скажет: «Две жёны у одного мужика, а кто главная?»
Зима прошла, и в январе родился мальчик Егорка. Кира привезла его из роддома, и Злата, хотя и не была его матерью, берегла ребёнка, будто свой.
Теща часто говорила:
Всё в Коленьку, скажи, Злата.
Злата соглашалась:
Да, похож
Большую часть времени с мальчиком была Кира, но Злата замечала, что он мало интересуется её будущим.
Что теперь? Сюда, в колхоз, гнить? жаловалась она. Я же хотела учиться в райцентре, стать лаборантом.
На ферме начались перемены: построили четыре двухквартирных дома, поселили семьи, пришли новые доярки. Одна из них, Вера, подружилась с Златой.
Ты чего? спросила Вера.
Злата рассказала ей, как у неё дома живёт жена и любовница, и Вера удивилась.
Уходи, посоветовала та.
Да где же, Верочка, отмахнулась Злата, некому мне, а как без меня хозяйство?
Егорка рос, ползал, целовал её щёки, а щенок Фенька с ним играл.
На Первомай Злата замесила тесто, а Кира собиралась на гулянку к соседям, нацепив белые бусы. Теща села рядом, держа Егорку на руках.
Маш, я хочу сказать начала она, Катя боится уезжать в город, учиться, работать. Егорка хочет, а мы с дедом уже не справимся.
Злата слушала, но всё равно месила тесто, думая о сказанном.
Что будем делать? спросила Вера, глядя на неё с жалостью.
Может, и к лучшему, ответила Злата, у тебя ребёнка не будет, а Коля вернётся, выберет того, кто ребёнка вырастит.
Дни становились всё короче, холоднее, теща всё болела, а Кира, несмотря на всё, иногда поддерживала её.
Злата часто сидела у печи, глядя в окно, где моросил лёгкий дождь. Дождь не мог её остановить, как и тот тёмный лес, который она боялась с детства.
«Нет, мам, больше так не могу», мысленно говорила она, глядя в сторону отца.
Она взяла резиновые сапоги, пальтишко, и, скрипя полами, вышла из дома, взяв в сарае тяжёлую сумку. По влажной дороге шла к станции, где её ждала работа в Иванове набор ткачих, общежитие.
По дороге её догнал незнакомый мужик на лошадях, схватил сумку и сказал:
Довезу, а то пешком тяжело.
Простите меня, попрощалась она.
Он дал ей две десятирублёвые облигации и пошёл к своей телеге.
Утром пришёл поезд, свистел, унося Злату к новой, уверенной в себе жизни.
