**Вкус малинового варенья**
Обычно, когда Ваня просыпался утром, по квартире уже разливался сладкий аромат сырников или оладий. Он заглядывал на кухню, где бабушка колдовала у плиты.
— Проснулся? Умывайся, садись завтракать, пока горячее, — ловко снимала бабушка очередной блин со сковородки. Ваня всегда удивлялся, как она ухитрялась складывать их в идеально ровную стопку.
Но сегодня кухня молчала. Не пахло ни блинами, ни чаем. Чайник стоял холодный, немой. Это было так непривычно, что Ваня на секунду замер, а потом рванул в её комнату.
Бабушка лежала на боку, в неестественной позе. Будто пыталась встать—и не смогла.
— Бабуль, что с тобой? Бабуль! — Ваня подбежал, схватил её за плечо.
Бабушка медленно приоткрыла один глаз. Мутный.
— Сейчас… — Ваня перевернул её на спину. В голове всплыло страшное слово — «инсульт». Хотя он знал о нём только из кино.
Руки дрожали, когда он набирал «скорую». Вернулся к ней, бормоча:
— Ба, сейчас приедут. Тебя, наверное, заберут. Надо собрать вещи. — Он открыл шкаф. Всё выглажено, сложено аккуратно. — Ночнушку возьмём, да? Халат… Извини, что роюсь.
Он собирал вещи, комментируя вслух, чтобы не слышать эту новую, пугающую тишину. Взглянул на бабушку ещё раз. Её лицо словно сползло набок, словно кожа отстала от костей.
— Чего забыл? Тапки! Нет, в тапках поедешь, да? Не переживай, ба, если что не взял — привезу! Каждый день буду приезжать… — Собственный голос глушил страх.
Звонок в дверь. Ваня выдохнул.
Врач «скорой» — угрюмый, немногословный — щупал пульс, затем крикнул водителю принести носилки.
— Давно так лежит?
— Не знаю. Проснулся, зашёл…
— Внук?
— Да.
— Выйдем-ка.
Врач опустился на кухонный табурет, оглядел чистую, но старую кухню.
— Вдвоём живёте?
— Да. А что?
— Вижу, ты парень неглупый. Будет тяжело. Инсульт. В её возрасте шансов почти нет. Если выживет — вряд ли станет прежней. Готовься к худшему.
Ваня хотел что-то крикнуть, но в дверях появился водитель — жилистый, невысокий, с брезентовыми носилками. Такие в фильмах про войну.
Бабушку уложили, подняли. Врач скомандовал:
— Мы — у головы, ты с Егором — за ноги. И пакет не забудь.
Ваня положил пакет на её ноги.
Спустили с третьего этажа, загрузили в машину. Ваня сбегал за телефоном, захлопнул дверь.
Всю дорогу держал бабушку за руку. На поворотах её голова болталась. Он придерживал другой рукой.
— Ба, держись, всё будет хорошо, — шептал. Слышала ли? Понимала? Врач молча сидел рядом, глядя в стену.
В приёмном отделении Ваня закричал:
— Есть тут кто?!
Из-за угла вышел усатый доктор, за ним — та же «скорая».
— Кричишь тут. Внук? Иди домой.
— Я подожду.
Доктор фыркнул, повёз каталку к лифту. Ваня догнал, наклонился:
— Я люблю тебя, бабуль. Всё будет…
— Хорошо?
Он вышел на улицу. Жалел, что не курит.
Бабушка была всегда. Мать — нет. Та сбежала, когда ему было три месяца. «За лёгкой жизнью», — говорила бабушка. Отец испарился ещё раньше.
И Ваня никогда не переживал. Бабушка заменяла ему всех. А он — грубил, злился, как все подростки.
Он верил, что она выкарабкается. Врачи просто не знали, какая она бойкая.
Устало бродя по больнице, он вернулся в приёмную. Столкнулся с тем же доктором.
— Что с ней?
— В полном объёме не восстановится. Поражение мозга. Жить будет, но как… Учишься?
— Заочно, на втором курсе.
— Работаешь, значит. Найми сиделку. Умеющую с пожилыми…
— Да. А к ней можно?
— Завтра. И не волнуй её.
Ваня шёл домой медленно, оттягивая возвращение в пустую квартиру.
На следующий день пришёл в палату. Бабушка лежала худая, чужая. Рядом — полная соседка, жующая что-то из пакета.
— Бабуль… — Ваня взял её руку. Веки дрогнули, но глаза не открылись.
Перед уходом зашёл к врачу:
— Она выживет?
— Шансы есть. Но… найди сиделку. Сама есть не сможет.
Из больницы Ваня поехал на работу. Вспоминал, как бабушка мечтала съездить в Петербург. Он обещал свозить.
На третий день кровать в палате была пуста.
— Ночью умерла, — сказала соседка, не отрываясь от пакета.
Доктор дал справки, что-то говорил про ритуальные услуги. Ваня не слышал.
В кармане зазвонил телефон.
— Петров, ты где?! — орал начальник. — Три дня на похороны. Не явишься — уволен.
— Увольняйте, — бросил Ваня.
Шёл домой, не видя дороги.
Соседка во дворе разохалась:
— Обязательно отпой!
— Зачем?
— Для упокоения души.
«Какие у неё грехи?»
Но на следующий день Ваня заказал отпевание.
На поминках собрались незнакомые старушки. Ели, пили, вспоминали Надежду Ивановну. Ваня смотрел на её фото. Она улыбалась, словно говорила: «Потерпи».
— Матери-то не сообщил? — спросила соседка, когда все ушли.
— Она в Америке.
— Да вроде приехала. Бабушка не сказала?
— Нет. Когда?
— Заходила сюда. Потом Надя к ней ходила… Видела, идёт — лица нет. Думаешь, откуда инсульт?
— ?
— Мать твоя приехала за тобой. Квартиру продать хотела. Новый муж прогорел.
— А бабушку?
— В дом престарелых. Надя боялась, что ты согласишься уехать. Не успела поговорить…
— В какой гостинице она?
Он вышел во двор, поднял лицо к небу, где уже зажглись первые звёзды, и вдруг ясно почувствовал, как на языке снова проступил тёплый, знакомый с детства вкус бабушкиного малинового варенья.
