Любовь Ильина была полноватой. Ей исполнилось тридцать, а вес достигал ста двадцати килограммов. Возможно, всё виной была какаянибудь болезнь, сбой в работе организма или нарушение обмена веществ. Жила она в забытом Богом селении, укрывшемся на краю Белорусской равнины, где путь к врачам в большом городе был слишком далёким и чересчур дорогим.
Тот самый уголок, где стояла её деревушка, казался последней пылинкой на карте: часы там не тикали, а время текло по своим сезонам. Зима застыла в морозе, весна плавала по бездорожью, лето душило жарой, а осень плакала проливными дождями. Именно в этом медленном, тяжёлом потоке таилась будничная жизнь Любови, которую все звали просто Любовью.
Тридцать лет и всё её существование казалось безнадёжно погрязшим в болоте собственного тела. Сто двадцать килограммов для неё были не просто цифрой, а крепостью, стеной между ней и миром. Крепостью из изнеможения, одиночества и тихого отчаяния. Она догадывалась, что причина гдето внутри поломка, болезнь, но отправиться в большой город к специалистам было немыслимо: расстояние, унизительная стоимость и, казалось, тщетность усилий.
Любовь работала няней в детском саду «Колокольчик». Её дни были пропитаны ароматом детского каши, запахом присыпки и вечно мокрой половицей. Большие, необычайно нежные руки умели успокоить плачущего малыша, быстро застелить десяток кроваток и вытереть крошку так, чтобы ребёнок не почувствовал вины. Дети любили её, тянулись к её мягкости и спокойной ласке. Но детская привязанность была лишь слабой платой за пустоту, ожидавшую её за воротами сада.
Жила Любовь в старой пятиэтажкебарраке, построенной ещё в советские времена. Дом едва держался на ногах: ночью скрипели балки, а каждый порыв ветра заставлял стены дрожать. Два года назад её покинула мать тихая, измотанная женщина, похоронившая все мечты в этих же стенах. Отца Любови она уже не помнила он исчез из их жизни давно, оставив лишь пыль воспоминаний и старую фотографию.
Быт был строг. Из крана текла холодная, ржавая вода, туалет стоял наружу, зимой превращаясь в ледяную пещеру, а летом комнаты душили жарой. Главным тираном была печь. Зимой она безжалостно пожирала два мешка дров, высасывая из заработка Любови последние копейки. Долгими вечерами она сидела перед чугунными дверцами, глядя в огонь, и казалось, что пламя съедает не только дрова, но и её годы, силы, будущее, оставляя лишь холодный пепел.
И вот однажды, когда сумерки наполнили комнату серой тоской, случилось чудо. Тихое, незаметное как шаг соседки Надежды в изношенных башмаках. Она постучала в дверь, держась в руках за две хрустальные купюры.
Любовь, прости, ради Бога. Вот, две тысячи. Я не забыла про долг, прости, пробормотала она, протягивая деньги.
Любовь лишь удивлённо посмотрела на деньги, уже давно забыв о том долге.
Не стоит, Надя, не нужно волноваться.
Нужно! горячо возразила соседка. Теперь у меня есть деньги! Слушай
Снизив голос, будто делилась страшной тайной, Надя рассказала невероятную историю. О том, как в их селение приехали таджики. Один из них, увидев её с метлой, предложил странный, даже пугающий заработок пятнадцать тысяч рублей.
Гражданство им, видишь, нужно срочно. Ищут в наших «дырках» вымышленных невест. Вчера меня уже записали. Не знаю, как они договариваются в ЗАГСе, наверно, деньгами, но всё быстро. Мой, Равшан, сейчас у меня «для года», а когда темнеет уйдёт. Дочь моя, Света, тоже согласилась. Ей пуховик нужен, зима уже близко. А ты? Видишь шанс. Деньги нужны? Нужны. А жениться кого возьмёт?
Последние слова прозвучали без злобы, но с горькой правдой. И Любовь, почувствовав знакомую боль в сердце, задумалась на миг. Надя была права. По-настоящему жениться ей не светило. Невежества в ней не было и быть не могло. Её жизнь ограничивалась садом, магазином и комнатой с пожирающей печью. А тут деньги. Целых пятнадцать тысяч. На них можно купить дрова, наклеить новые обои, чтобы хоть немного развеять уныние старых облезлых стен.
Хорошо, тихо сказала Любовь. Согласна.
На следующий день Надя привела «кандидата». Когда Любовь открыла дверь, она невольно ахнула и отступила в тёмный прихожий…
Осенью я всё вижу одну и ту же картину: Любовь, отворив дверь, вскрикнула и отступила в глубину мрачного коридора, пытаясь спрятать своё массивное тело. На пороге стоял юноша. Высокий, стройный, с лицом, ещё не изрезанным суровостью жизни, с большими, тёмными и необычайно печальными глазами.
Боже, он же ещё совсем мальчишка! вырвалось у Любови.
Юноша выпрямился.
Мне уже двадцать два, сказал он чётко, почти без акцента, лишь с лёгкой мелодичной интонацией.
Видишь, подмуровала Надя. Мой на пятнадцать лет младше, а у вас разницы почти нет всего восемь. Мужчина в полном расцвете сил!
Но в ЗАГСе сразу отказали оформить брак. Служащая в строгом костюме измерила их подозрительным взглядом и сухо объяснила, что по закону предусмотрен месяц ожидания. «Чтобы было время подумать», добавила она с многозначительной паузой.
Таджики, отдав свою деловую часть, поехали работать. Но перед отъездом Рахмат, так звали юношу, попросил у Любови номер телефона.
Одинок в чужом городе, объяснил он, и в его глазах Любовь узнала знакомое чувство растерянность.
Он стал звонить. Каждый вечер. Сначала звонки были короткими, неловкими, а потом длинными, откровенными. Рахмат оказался удивительным собеседником. Он рассказывал о горах, о солнце, которое там совсем другое, о матери, которой безмерно любил, и о том, как приехал в Россию, чтобы поддержать большую семью. Он интересовался жизнью Любови, её работой с детьми, и она, к своему удивлению, начала делиться. Не жаловаться, а рассказывать забавные истории из детского сада, описания дома, запах первой весенней земли. Она ловила себя на том, как смеётся в трубку звонко, подевчачьи, забывая и о возрасте, и о весе. За месяц они узнали друг о друге больше, чем некоторые супруги за долгие годы совместной жизни.
Минул месяц и Рахмат вернулся. Любовь, надев своё единственное праздничное серебристое платье, которое тесно облегало её фигуру, ощущала странное волнение: не страх, а скорее трепет. Свидетелями были его земляки такие же подтянутые и серьёзные парни. Церемония для работников ЗАГСа была быстрой и будничной, но для Любови она стала вспышкой: блеск обручальных колец, официальные слова, ощущение нереальности происходящего.
После регистрации Рахмат проводил её домой. Войдя в знакомую комнату, он торжественно вручил ей конверт с деньгами, как было оговорено. Любовь взяла его, ощущая странный тяжесть в руке это был груз её выбора, её отчаивания и одновременно новой роли. А затем юноша вынул из кармана маленькую бархатную коробочку. На чёрном бархате лежал изящный золотой цепочек.
Это тебе подарок, сказал он тихо. Хотел купить кольцо, но размер не знал. Я я не хочу уезжать. Хочу, чтобы ты стала моей настоящей женой.
Любовь замерла, не в силах произнести ни слова.
За этот месяц я слышал твою душу через телефон, продолжал он, и его глаза светились зрелым, серьёзным огнём. Она добра и чиста, как у моей матери. Моя мама умерла, она была второй женой моего отца, и он её безмерно любил. Я влюбился в тебя, Любовь, понастоящему. Позволь остаться здесь, с тобой.
Это была не фиктивная свадьба, а предложение руки и сердца. И Любовь, глядя в его искренние, печальные глаза, увидела там не жалость, а то, о чём давно перестала даже мечтать: уважение, благодарность и нежность, родившуюся прямо на её глазах.
На следующий день Рахмат снова уехал, но теперь это уже не была разлука лишь начало ожидания. Он работал в столице вместе с земляками, а по выходным приезжал к ней. Когда Любовь узнала, что носит под сердцем ребёнка, Рахмат сделал важный шаг: продал часть своей доли в совместном деле, купил подержанную «Газель» и вернулся в деревню навсегда. Он занялся перевозками возил людей и грузы в районный центр, и дело быстро пошло в гору благодаря его трудолюбию и честности.
Со временем у них родились сын и через три года второй два красивых, смуглых мальчика с глазами отца и нежным характером матери. Их дом наполнился детским смехом, криками, топотом маленьких ножек и запахом настоящего семейного счастья.
Муж её не пил и не курил религия того требовала, был понеобычному трудолюбив и смотрел на Любовь с такой любовью, что соседки завидовали. Разница в возрасте в восемь лет растворилась в этой любви, став незаметной.
Но самое чудо случилось с самой Любовью. Она словно расцвела изнутри. Берёменность, счастливый брак, забота не только о себе, но и о муже и детях заставили её тело измениться. Лишние килограммы сами исчезали день за днём, словно ненужная оболочка, скрывавшая хрупкое и нежное существо. Она не села на диеты просто жизнь переполнилась движением, делами, радостью. Она стала красивее, в глазах появился блеск, в походке упругость и уверенность.
Иногда, стоя у печи, которую теперь бережно топил Рахмат, Любовь смотрела на сыновей, играющих на ковре, и ловила на себе тёплый, полон восхищения взгляд мужа. И тогда она думала о том странном вечере, о двух тысячах рублей, о соседке Надежде и о том, что самое главное чудо приходит не в громах и молниях, а в тихом стуке в дверь. Вместе с незнакомцем с печальными глазами, который однажды подарил ей не фиктивный союз, а настоящее, новое, подлинное жизнь.
