Ты бедна и всегда будешь жить в съёмной квартире, говорила теща. А теперь она арендует комнату в моём особняке.
А шторы можно поменять? голос Алевтины Григорьевны за спиной звучал тяжёлым, как бархат на окнах, который ей так не нравился. Этот цвет давит. Делает комнату мрачной.
Василиса медленно оглянулась. Она сама выбирала эту ткань плотный бархат винного оттенка, который идеально сочетался со светлыми стенами и старинным комодом. Это была её небольшая дизайнерская победа.
Вам не нравится?
Да нет, дорогая. Как сказали бы, «дарённому коню в зубы не смотрят» Я лишь высказываю своё мнение. Разве я не имею права на собственное мнение в доме любимого сына?
Василиса смотрела на тещу, стоявшую, сложив ладони на груди, с лёгкой отвращённой улыбкой обозревая комнату.
Свою комнату. Ту самую, которую она с Дмитрием отдали ей в новом доме. В их «замке», как шутил Дмитрий, глядя на башни, о которых Василиса мечтала с детства.
Конечно, имеет право, Алевтина Григорьевна.
Вот и хорошо. А то я уже думала, что за право дышать здесь тоже придётся отчитываться.
Двадцать лет. Двадцать лет прошли, а ничего не изменилось. Менялись лишь декорации.
Раньше была аренда «однушки» с цветочными обоями, теперь просторный дом, каждый метр которого стал результатом совместного труда с Дмитрием.
Я просто хочу немного уюта, добавила она, проводя пальцем по полированному комодному столешнице. Пыль. Надо бы её вытереть. Но тебе, наверное, не привыкать. Вы же с Дмитрием столько лет жили в чужих квартирах.
Василиса почувствовала, как внутри чтото сжалось. Это не было больно, а лишь знакомо, как призрачная боль в давно ампутированной конечности. Она вспомнила.
Вспомнила день, когда они с Дмитрием толькотолько переехали в свою первую квартирку. Маленькую, на окраине, с протекающим краном и скрипучим паркетом. Они были счастливы до дрожи.
И тогда пришла она. Окинула взглядом их скромное жилище, сжала губы и вынесла приговор, глядя не на сына, а просто на Василису.
Ты бедна и всегда будешь тянуть его вниз. Запомни мои слова: своё у тебя не будет никогда.
Василиса молчала. Что могла ответить? Двадцатилетняя девушка, влюблённая и уверенная, что любовь всё победит.
И победила. Только стоило ей двадцать лет жизни, двадцать лет упорного труда, бессонных ночей, двух обручальных колец, заложенных в банк, и одного рискованного ITпроекта, который в конце концов взялся, позволив им позволить себе всё.
Алевтина Григорьевна за эти годы потеряла всё. Сначала мужа, потом и просторную квартиру в центре вложила деньги в аферу, которую посоветовала «очень статусная дама».
Жажда лёгких денег и статуса оставила её ни с чем.
Дмитрий говорит, вы отдали мне лучшую гостевую комнату, теща подошла к окну. С видом на сад. Наверное, чтобы я видела, как ты там с розами возишься, и не забывала о своём месте.
Наше место теперь здесь, твёрдо сказала Василиса. И ваше тоже.
Моё место, дорогая, было в моей квартире, отрезала Алевтина Григорьевна. А это это временный приют. Щедрый жест, чтобы все видели, какая у моего сына добрая жена, а не злопамятная.
Она повернулась, и в её глазах Василиса увидела то же, что и двадцать лет назад: холодное, отравляющее пренебрежение.
Главное, чтобы твой замок не оказался карточным, Василиса. Ведь падать с такой высоты будет очень больно.
Вечером, за ужином, Алевтина Григорьевна вновь вернулась к теме штор. Она делала это изящно, обращаясь исключительно к Дмитрию.
Димочка, я тут подумала У тебя теперь такой статус, своя компания. К вам, наверное, приходят партнёры. Доме надо отвечать. А эти тёмные комнаты они создают гнётящее впечатление.
Василиса поставила на стол салат. Руки не дрожали. Она давно этому научилась.
Мама, нам нравится, мягко сказал Дмитрий. Ксюша сама всё подбирала, у неё отличный вкус.
У Ксюши практичный вкус, сразу отозвалась теща, подарив невестке снисходительную улыбку. Она привыкла, чтобы всё было безмятежно и надолго. Это хорошая черта для тяжёлых времён.
Но сейчас сейчас можно позволить себе лёгкость. Свет. У меня есть знакомая, замечательная декораторша. Она могла бы дать несколько советов.
Василиса почувствовала, как её загоняют в угол. Отказать значит быть упёртой и не желать добра дому. Согласиться значит признать свой вкус никчёмным.
Я подумаю над этим, ровно ответила она.
Думать тут нечего, дорогая. Нужно действовать, пока дом не пропитан этой мещанской основой.
На следующий день Василиса зашла на кухню и замерла. Все её баночки со специями, собранные годами со всего мира, были смещены в один угол. На их месте стоял сервиз Алевтины Григорьевны единственное, что она забрала из прошлой жизни.
Я просто немного прибрала, появилась теща за её спиной. А то у тебя всё както хаотично. Муж должен приходить в дом, где порядок, это его успокаивает.
Василиса молча взяла свои специи и начала возвращать их на место.
Не надо было, я бы сама.
Конечно, сама, вздохнула Алевтина Григорьевна. Ты всегда всё сама. Сильная женщина. Только благодаря таким сильным женщинам мужчины становятся слабыми. Ты всё тянула на себя, вот Дмитрий и привык. А ему с самого начала надо было дать почувствовать себя главным.
Это был удар под дых. Все годы, когда она работала программистом рядом с мужем, писала код ночами, поддерживала его после провалов, искала инвесторов для первого проекта всё это перекрывалось одной фразой. Оказалось, она делала его слабым.
Вечером она попыталась поговорить с Дмитрием. Он выслушал её, обнял.
Ксюша, что ты? Она уже пожилая, всё потеряла. Ей нужно чувствовать себя нужной. Она старается помочь, как умеет. Неужели тебе так важны эти баночки?
Дело не в баночках, Дима! Дело в том, что она умоляет всё, что я делаю. Всё, чем я являюсь!
Она просто тебя не знает, сказал он успокаивающе. Дай ей время. Она увидит, какая ты у меня замечательная.
Василиса отстранилась. Он не понял. Он любил её, был на её стороне, но не видел ядовитых нот в каждой реплике его матери. Он видел лишь её трагедию, а не её суть.
Той ночью Василиса долго смотрела из окна спальни на свой сад. Она сама высаживала каждую розу, проектировала каждую дорожку. Этот дом был её крепостью, доказательством того, что Алевтина Григорьевна ошибалась.
Но теперь враг был внутри. И он не собирался уходить. Он хотел отнять у неё эту победу, принизить её замок, превратить его в свою территорию.
Она поняла, что уговаривать и идти на компромиссы бесполезно. Мирного сосуществования не будет.
Точка возврата настала в субботу. Вернувшись из города, ещё не ступив на порог, она услышала с террасы незнакомый женский голос и вдохновлённый тон тещи.
На террасе, в её любимом кресле, сидела ухоженная дама, а Алевтина Григорьевна, жестикулируя, показывала на сад.
и вот, Раиса, я вижу прекрасный альпийский борщ. А эти старомодные розы можно убрать. Они лишь занимают место. Делаем газон, чтобы было просторно, воздушно!
Василиса остановилась в тени арки, обвитой плющом. Её не видели. Она слышала каждое слово.
Замечательная идея, Алёна, подхватила её Раиса, та самая «декораторша». У этого сада не хватает столичного шика. Всё переделаем. Дмитрий будет в восторге.
Внутри Василисы чтото разорвалось. Не звонок, не треск. Просто тихо, окончательно. Это был её сад. Её. Она помнила, как выбирала каждый саженец, лечила их от болезней, радовалась первому бутону. Это было больше, чем место отдыха это было её творение.
А они, не спросив, решали судьбу её творения. Перерабатывали. Уничтожали.
Достаточно. Хватит.
Она не вышла к ним. Не устроила сцену. Просто обернулась, села в машину и молча уехала.
Внутри не осталась ни обида, ни злоба. Лишь холодный, кристально ясный расчёт тот же, который не раз спасал их бизнес. Она набрала номер риелтора, с которым сотрудничала по коммерческой недвижимости. «Сергей, добрый день. Нужна квартира в аренду. Срочно. Статус VIPклиент. Условия пришлю».
Через три часа она вернулась. Дмитрий уже был дома, на кухне шёл напряжённый диалог. Василиса вошла, положила на стол ключи и папку с документами.
Добрый вечер, Алевтина Григорьевна, Раиса. Я рада, что вы нашли время обсудить дизайн моего сада.
Раиса покраснела, а теща, напротив, вытянулась.
Мы просто обменялись идеями, дорогая, для общего блага.
Конечно, кивнула Василиса и обратилась к мужу. Дмитрий, я решила проблему.
Он удивлённо посмотрел на неё.
Какую именно?
Дискомфорт мамы. Она права: ей нужно собственное жильё, где она будет полной хозяинкой, где не придётся мириться с чужим вкусом.
Василиса раскрыла папку.
Вот. Я арендовала для Алевтины Григорьевны квартиру в новостройке, с консьержем. В десяти минутах отсюда. Просторную, светлую, с отличным ремонтом. Завтра в десять можем посмотреть. Все договорённости уже оформлены.
В комнате наступила глухая тишина. Дмитрий метался взглядом между женой и матерью, не находя слов. Алевтина Григорьевна побледнела.
Что это значит? Ты меня выгоняешь?
Что вы, улыбнулась Василиса, и в её улыбке не было ни тени тепла. Я дарю вам то, чего вы так жаждете, свободу. Свободу от моих штор, от моих специй, от моих роз. Вы сможете купить любые мебель, пригласить любого дизайнера и обустроить уют, о котором мечтали. Разумеется, за наш счёт.
Это был безупречный ход. Она не выгоняла, а дарила. Отказ от такого «подарка» означал признать, что дело вовсе не в комфорте, а во власти над её территорией.
Дмитрий сначала пытался снять обстановку шуткой, неуверенно улыбаясь:
Ксюша, ты выдумщица. Зачем усложнять? Мама, она не так имела в виду.
Но Алевтина Григорьевна уже поняла, что это вовсе не шутка. Её лицо стало жёстким и злым.
Ты позволишь ей так со мной? С родной матерью? Выгнать меня из твоего дома?
Это мой дом, чётко произнесла Василиса. И я не выгоняю. Я предлагаю лучшие условия.
Весь вечер Дмитрий пытался «тушить конфликт». Когда Раиса поспешно ушла, он вошёл в спальню, где Василиса уже собирала в коробку вещи тещи.
Это было слишком жёстко. Можно было просто поговорить.
Я говорила, ответила она, глядя ему прямо в глаза. Десятки раз. Но ты не слышал. Для тебя это были лишь шторы и баночки. А для меня моя жизнь, которую она каждый день топтала, доказывая, что я здесь никто.
Она подошла к окну, за которым темнел её сад.
Двадцать лет, Дмитрий. Двадцать лет я слышала, что я ничто. Я молчала. Я работала. Я построила этот дом, наш дом, чтобы доказать и ей, и себе, что я чегото стою. А она пришла и захотела отнять всё. Я не позволю. Этот дом наша крепость, а не поле битвы, где я каждый день отстаиваю право на дыхание.
Я не стану воевать с твоей матерью, сказал он. Я просто уберу её из линии огня. Теперь выбирай.
Он молчал, и в этом молчании она увидела, что он понял всё. Понял, что её терпение и любовь тоже имеют предел, и этот предел наступил.
Переезд прошёл за три дня. Алевтина Григорьевна не разговаривала с Василисой, лишь бросала враждебные взгляды. Всё имущество было перенесено в тишине. Когда всё закончилось, теща стояла посреди новой светлой, но пустой квартиры.
Надеюсь, вам здесь понравится, сказала Василиса прощаясь.
Ответа не последовало.
Через два месяца воздух в доме изменился. Лёгким. Василиса снова пела, готовя завтрак. Они с Дмитрием стали чаще смеяться, вспоминая мелочи. Замок перестал быть крепостью, которую нужно было оборонять. Он стал просто домом их домом.
По воскресеньям они навещали Алевтину Григорьевну. Она обставляла свою квартиру по своему вкусу, вешала светлые шторы. Но уюта там не было. Было сухо, почти гостиничночисто. Она беседовала с сыном, почти не замечая Василису.
Однажды Василиса услышала, как теща жалуется Дмитрию на сломанный кран:
позвонилаВ тот вечер Василиса, глядя на тихо плавающие в её саду лилии, поняла, что истинный покой приходит лишь тогда, когда каждый принимает свою роль и позволяет жить своей жизнью.
