Почему ты так изменилась? Если желудок уже пуст, значит пора заняться делами. Полы сами себя не уберут, сказал он, будто вручал мне медаль за то, что я опять держу в руках швабру.
Я стояла среди руин. Не преувеличение настоящий беспорядок: грязная посуда, пустой холодильник, липкий пол. В углу на балконе висела сломанная сушилка, на которой ещё свисал мой халат тот самый, в котором я отправилась в роддом полтора месяца назад.
Ни одной цветочной композиции. Ни одной записки. Ни одной капли уважения.
Только безучастный взгляд мужа, как будто я просто соседка, зайшедшая без стука.
Говорят, женщины после родов становятся слишком чувствительными. Но дело не в гормонах, а в том, как нас встречают, как с нами разговаривают, как обнимают или вовсе не обнимают.
Ты издеваешься? прошептала я, глядя на него. Я только что вернулась с тройнёй после операции
И что? прервал он раздражённо. Кесарево сечение, как ты говорила. Всё под наркозом. Ты не рожала, ты просто лежала. Хватит притворяться. Скушаешь молоко? Скуши. Но это же не помешает тебе убирать в доме.
Сначала я подумала, что это шутка. Затем что он сошёл с ума. А потом что, может, я сошла. Ведь когдато я его любила, не так ли?
В голове гул, сердце замерло. Я держала дорожную сумку, в которой лежали ночные сорочки, прокладки и две пары пинеток, сшитых ещё беременной. А он говорил ко мне, будто я лентяйка, только что вернувшаяся с отпуска.
Ты даже из больницы меня не забрала, выдохнула я. Я сама просила санитарку вызвать такси
Ты же сама хотела быть самостоятельной! воскликнул он. Всё время вынашивания ты от меня убегала. Всё сама, сама Делай же всё сама дальше.
Вырастить ребёнка не про слабость. Это про веру. Что тебя поддержат. Что ты не останешься одна. Что любимый человек будет рядом. А если нет?
Если не справляешься, позову маму, пробурчал он и пошёл в ванную. Она сделает из тебя нормальную хозяйку.
О, святая простота. Его мать. Татьяна Алексеевна. Женщина, чей взгляд мог варить яйца. Даже уличные коты её боялись. Вечный серый плащ, короткая стрижка, голос как сталь. С ней не спорили. Даже начальство.
Я ждала, что она придёт как кнут, с криками, насмешками, с метлой в руке. Но она вошла молча.
В её глазах было чтото иное. Чтото другое.
Она осмотрела всё вокруг. Меня. Мой вид. Моё молчание.
Ты убираешь? вдруг спросила она.
Я не успела ответить.
После родов?! Лягай немедленно!
Я замерла. Татьяна Алексеевна накинула плащ, надела фартук, взяла тряпку и ведро и начала стирать пол.
Иногда добро приходит в неожиданной форме, даже в виде женщины с резким голосом и строгим взглядом.
Через полчаса на кухне пахло борщом. Я лежала на диване, укутанная подушками, а Татьяна Алексеевна полоскала простыни и бормотала:
Тройня, вот это да
Когда появился мой муж, с телефоном и улыбкой, она бросилась на него, как гроза:
Ты сошел с ума?! Женщина тройню родила! Это операция, это боль, это восстановление! А ты ей! Мой пол?!
Мама, но ты же говорила
Я?! Ты обещал, что справишься. Что любишь. Что всё под контролем. Я поверила!
Она вздохнула, посмотрела на меня и тихо произнесла:
Монстр. Ты монстр в человеческом обличье.
Когда мать встаёт на сторону другой женщины это победа. Горькая, но нужная.
Кто вообще вбил тебе это в голову?!
Муж пожал плечами.
Коллега Павел. Говорил, что кесарево сечение это не роды, что молоко ерунда, что женщины всё придумывают
МОЛЧИ! закричала она.
Он замолчал.
В тот же день на работе начались проблемы. Коллеги слышали его разговоры, а Таня та самая, что поддерживала меня во время беременности не выдержала.
Ты видел женщину после кесарева?! Видел, как она не спит неделями?! Как у неё всё болит?!
Начальник вызвал его и отправил в отпуск без права возвращения до выяснения обстоятельств.
А Павел, тот самый «инспиратор», попал под расследование за домогательства и злоупотребление должностью.
Карма не спешит, но попадает в цель.
Татьяна Алексеевна взяла сына к себе. Через две недели он вернулся другим: тихим, с книгой о материнстве и кастрюлей борща.
Прости, опустился на колени. Я был дураком, эгоистом. Дай шанс. Один.
Я долго смотрела на него, а потом сказала:
Один. Но если ещё раз
Не будет, перебил он. Я поклялся маме. А клясться ей страшнее, чем тебе. Прости.
Порой падение нужно, чтобы увидеть ошибку. Но не каждый меняется. Мне судьба пощадила, ему дали шанс.
С тех пор всё изменилось. Не мгновенно, но изменилось.
Он учился переодевать, варить кашу, вставать ночью. Извинялся за каждый день боли.
А Татьяна Алексеевна приходила по субботам с булочками и словами:
Ты теперь не одна. Запомни это.
И я уже не одна. У меня теперь дети, поддержка, семья и муж, который печёт блины и спорит с соседями, если они шумят, пока наши малыши спят.
И есть фразы, ставшие моим оберегом:
Ты теперь не одна.
