Невеста моего пасынка заявила, что только настоящие матери заслуживают сидеть в первом ряду но мой сын доказал, что она не права!
Когда я вышла замуж за моего мужа, Ваня был совсем малышом всего шесть лет. Его мама ушла, когда ему было четыре без звонков, без писем, просто исчезла холодной февральской ночью. Мой муж, Игорь, был разбит. Мы познакомились примерно через год, оба пытались собрать свою жизнь по кусочкам. Когда мы поженились, дело было не только в нас двоих но и в Ване.
Я не родила его, но с того дня, как я переехала в этот маленький дом со скрипучими ступенями и футбольными постерами на стенах, он стал моим. Да, я была мачехой но ещё будильником по утрам, человеком, который мазал хлеб арахисовой пастой, помощницей в школьных проектах и той, кто вез его в больницу среди ночи, когда у него подскакивала температура. Я была на каждом школьном спектакле и орала как сумасшедшая на каждом футбольном матче. Сидела допоздна, помогая ему готовиться к контрольным, и держала за руку, когда его впервые бросила девушка.
Я никогда не пыталась заменить его маму. Но я делала всё, чтобы он знал на меня можно положиться.
Когда Игорь внезапно умер от инсульта, Ване ещё не было шестнадцати. Я была раздавлена. Потеряла мужа, лучшего друга. Но даже в горе знала одно точно я никуда не уйду.
С тех пор я растила Ваню одна. Без кровных уз. Без наследства. Только любовь и верность.
Я смотрела, как он превращается в замечательного человека. Была рядом, когда он получил письмо о зачислении в университет ворвался на кухню, размахивая им, как золотым билетом. Оплатила подачу документов, помогла собрать вещи и разрыдалась, когда мы прощались у общежития. Аплодировала, когда он окончил вуз с отличием, и слёзы гордости катились по моим щекам.
Так что когда он сказал, что обручился с девушкой по имени Алина, я была счастлива. Он выглядел таким лёгким, как будто сбросил груз.
«Мама, сказал он (да, он называл меня мамой), я хочу, чтобы ты участвовала во всём. В выборе платья, на пробном ужине, везде».
Я не ждала, что буду в центре внимания. Мне было достаточно просто быть приглашённой.
В день свадьбы я пришла раньше. Не хотела мешать просто хотела поддержать своего мальчика. Надела светло-голубое платье, цвет, который, как он однажды сказал, напоминает ему дом. В сумочке лежала маленькая бархатная коробочка.
Внутри серебряные запонки с гравировкой: «Мальчик, которого я воспитала. Мужчина, которым я горжусь».
Они не стоили миллионы, но были частицей моего сердца.
Когда я зашла в зал, увидела цветы, квартет, настраивающий инструменты, и организатора, нервно сверяющего списки.
И тут ко мне подошла Алина.
Она выглядела потрясающе. Идеально. Её платье сидело так, будто сшито только для неё. Она улыбнулась, но улыбка не дошла до глаз.
«Здравствуйте, тихо сказала она. Я так рада, что вы пришли».
Я улыбнулась. «Меня не могло здесь не быть».
Она замешкалась. Взгляд скользнул по моим рукам, вернулся к лицу. Потом добавила:
«Только маленькая поправка первый ряд для настоящих мам. Надеюсь, вы понимаете».
Слова не сразу дошли. Я подумала, может, это семейная традиция или расстановка мест. Но потом увидела этот напряжённый взгляд, холодную вежливость. Она говорила именно то, что думала.
Только настоящие мамы.
Мир будто перевернулся.
Организатор взглянула она слышала. Одна из подружек невесты заёрзала. Никто ничего не сказал. Я не ответила. Просто кивнула и тихо прошла в зал. Не в первый ряд. В третий. Туда, где меня никто не ждал, но где я чувствовала себя больше всего собой.
Когда Ваня вышел к алтарю, он не стал сразу поворачиваться к невесте. Он оглядел зал. Нашёл меня глазами. Улыбнулся такой, как в детстве, когда звал на кукольный спектакль или хвастался рисунком.
Потом поднял микрофон.
«Я хочу, чтобы первое, что я скажу как жених, было для самой сильной женщины в моей жизни. Для человека, который был мамой, когда у меня её не было. Который не просто вырастил меня спас. Если ты сейчас не в первом ряду, это ошибка. Ты должна быть впереди. Потому что ты моя мама. И всегда была».
Он сошёл с помоста, подошёл ко мне, взял за руку и повёл вперёд.
А когда я села в первое кресло, в зале не было ни одного сухого глаза.
