Всё ещё не поздно
— Мама, ты совсем рехнулась?
Слова дочери больно ударили Лидию, будто ножом под рёбра. Острая, пронзительная боль. Она молча продолжила чистить картошку, не поднимая глаз.
— На нас уже пальцем показывают! Если бы отец загулял — ладно, мужик. Но ты! Женщина! Хранительница очага! Тебе не стыдно?!
Слёзы покатились по щекам Лидии, одна за другой, а дочь всё бушевала.
Константин, её муж, сидел на табуретке, сгорбившись, губы трубочкой.
— У нас отец болен, ты что творишь? Ему уход нужен! — Костя всхлипнул. — Разве так поступают, мам? Он тебе молодость отдал, вы вместе ребёнка вырастили, а теперь… как? Заболел — и ты хвостом вилять начала? Ну уж нет, дорогуша, так не пойдёт…
— А как пойдёт? — тихо спросила Лидия.
— Что?! Да ты издеваешься?! Ты взгляни на папу… она издевается!
— Ты, Танюша, будто не дочь мне, а лютый враг… Ох, как же ты за отца-то ратуешь…
— Мама! Что ты выдумываешь? Что за театр? Ну всё, хватит! Сейчас позвоню бабушкам, пусть разбираются! Позор!
— Представляешь, — обернулась Татьяна к отцу, — иду я из институата, а они… по аллее, под ручку! Он ей стихи читает, наверное, сам сочинил, да, мам? Про любовь, поди?
— Злая ты, Таня. Злая и глупая. Молодая ещё…
— Ни капли раскаяния! Всё, звоню! Пусть бабушки придут и вразумят тебя — у нас с папой сил больше нет!
Лидия медленно распрямилась, разгладила складки на платье, смахнула невидимую пыль. Встала.
— Ладно, родные мои… я пойду.
— Куда, Лидка?
— Ухожу от тебя, Костя.
— Как это уходишь?! Куда?! А я-то как?!
Дочь в это время что-то кричала в телефон, сверкая на мать глазами.
— Та-а-ань! — завопил Костя, будто по покойнику. — Таня-а!..
— Что? Пап, что? Спина болит? Где?!
— Ой-ой-ой… Тань… она… мать-то… уходит сказала…
— Как уходит?! Куда?! Мама, ты вообще в себе?! На старости лет?!
Лидия усмехнулась.
Она аккуратно складывала вещи в чемодан.
Уйти она собиралась и раньше, но Костя заболел — обострился остеохондроз. Как же он страдал, бедняга, стонал…
— Лида… у меня, кажись, грыжа…
— На МРТ не показывало.
— Ой, да что они там видят, эти врачи… Они, Лид, специально сначала не говорят.
— Да? А зачем?
— Ну… чтобы потом денег побольше содрать! У Петровича с работы так же было… Остеохондроз, мази, таблетки, а потом — бац! — грыжа, да ещё какая-то редкая…
Тогда Лидия промолчала. Не ушла. Не смогла бросить «бедолагу».
А теперь…
— Сколько той жизни-то, Лид? — вспомнился голос подруги Гали. — Ты как каторжная на них пашешь! Что хорошего тебе Костя принёс? Ни-че-го! — Галина хлопнула ладонью по столу. — Всю молодость гулял, сукин сын… даже эту… как её… парикмахершу-то… чёрт…
— Милка.
— Точно, Милка, корова на шоколадке! Ты на двух работах, а он на диване. Костеньке в санаторий надо — пожалуйста! На море! А Лида пусть на огороде у свекрови копается. А то, что у тебя в сорок лет ноги отказывают — так это ж нормально, да?
— Ну, Галя… — оправдывалась тогда Лидия, — Костя он…
— Что он? Золотой? Ах да… он же мужик, священная корова! Глянь на других — лбы рвут, чтоб семья ни в чём не нуждалась. А у вас — ты за всех, а этот… дармоед.
— Галя… — робко посмотрела Лидия на подругу. — Ты будто… Костю не любишь. Будто он тебе что-то сделал. Всегда стороной обходишь, на праздники не приходишь…
Спросила и замерла — вдруг ответит, что между ними что-то было?
— Ладно, скажу…
Лидия сжалась.
— Да не за что мне этого… сморчка твоего любить! Всю жизнь помнить буду, как его липкие ручонки по мне ползали. Ты ж знаешь, я в молодости спала как убитая.
Тогда у Кости день рождения на даче был, я перебрала и уснула. Мы с Серёжей только встречались.
Ты меня в комнату уложила. Просыпаюсь — дышать не могу. Этот гад рот мне лапой закрыл, а второй рукой… везде. В лифчик залез.
Еле вырвалась — всю рожу ему исцарапала. Ты не помнишь, наверное… он потом сказал, что это кот чужой.
Знаешь, что страшнее? Его мамаша на соседней кровати лежала и ВСЁ видела. А потом МНЕ же и высказала — сама, мол, виновата, соблазняла Костеньку. Я хотела тебе рассказать, а она рассмеялась: «Куда ты денешься?»
Если, говорит, проболтаешься, она тебе скажет, что это Я к её сынку в штаны лезла.
Вот я и свалила тогда. Не хотела твою семью рушить… ты ведь так радовалась, что у тебя Костя есть. Ты тогда Таней беременная ходила…
Так что я всю жизнь стороной обхожу. Боюсь, Серёжа его в лепёшку расшибит… да и тебя потерять не хочу. Встанешь на сторону мужа — и конец нашей дружбе.
Вот… высказалась.
Лидия молчала.
Неужели подруга столько лет терпела?
Пелена с глаз спадала давно. Она видела, как другие женщины живут.
— Ой, мне с Васей посоветоваться надо! — говорили подруги.
Они хвастались подарками, фотками с отдыха. У Лидии семейное фото было раз в год — на день рождения Кости.
Она попыталась вспомнить, что муж ей дарил… что-то важное?
Ах да… пылесос. Мантоварку — потому что Костя манты любит. Духи… из серванта свекрови, сто лет им стояли.
На 8 марта — три тюльпана. На день рождения — одну розу.
«Как же так вышло? — думала Лидия. — Всю жизнь… будто проспала».
Галя выразилась жёстче, когда они начистоту разговаривали:
— Галя… а раньше сказать не могла?
— ТебеИ вот теперь, глядя на закат за окном своей маленькой квартиры, Лида впервые за долгие годы почувствовала, как в груди тихо и радостно забилось что-то новое, лёгкое, как первый весенний ветерок.
