**Запись в дневнике.**
Мама, опять забыла выключить свет! сердито буркнул Игорь, шагая на кухню.
Ой, заснула, сынок Смотрела «Кухню» по телеку и не заметила, слабо улыбнулась Валентина Петровна, поправляя платок на голове.
В ваши годы нужно спать, а не ночами сериалы смотреть!
Мать молча опустила глаза, лишь крепче завязала потрёпанный халат, скрывая дрожь в плечах.
Игорь жил в соседнем районе, но наведывался редко «когда дела позволяли».
Принёс тебе глицин да яблоки из сада, бросил он, кладя пакет на стол.
Спасибо, родной. Дай Бог тебе здоровья, прошептала она, потянувшись к его щеке. Но он резко отклонился.
Бегу, совещание в конторе. Позвоню как-нибудь.
Ладно, сынок. Береги себя, кивнула она, провожая его взглядом до самых ворот.
Когда скрип калитки стих, она прижала ладонь к груди и прошептала в пустоту:
Береги себя Меня-то уж ненадолго.
Утром почтальон швырнул в ржавый ящик толстый конверт. Валентина Петровна медленно вынула его, разглядывая надпись:
«Моему Игорю. После.»
Дрожащими пальцами она разлиновала листок:
«Сынок, если читаешь значит, не успела сказать.
Мамы не умирают. Они просто прячутся в детских сердцах, чтобы вам не было одиноко.»
Рука замерла над фото: маленький Игорек в царапинах после драки во дворе.
«Помнишь, как ревел, когда тебя побили? А я учила поднялся, отряхнулся, иди дальше.
Так и сейчас: встань, сынок. Не ногами душой.»
Через месяц раздался звонок.
Игорь Николаевич? Это больница Ваша мама скончалась ночью.
В её доме пахло мятой и пылью. На стене висели часы, застывшие на половине пятого. В ящике лежало письмо.
«Не плачь. Слёзами делу не поможешь.
В серванте твои коньки. Я их чистила каждый год вдруг пригодились бы.»
Каждая строчка жгла сильнее уксуса.
«Не кори себя. Жизнь она у всех своя.
А нам, старухам, хватает и крох внимания. Ты звонил редко, но для меня это были именины сердца.
Главное помни: я тобой гордилась.»
В конце стояло:
«Когда станет холодно приложи ладонь к груди. Это моё сердце греет тебя изнутри.»
Он рухнул на пол, сжимая бумагу.
Мам Почему я так редко приходил?
Тишина. Лишь за окном шуршали тополя.
Проснулся от солнечного зайчика на лице. Обошёл комнаты, трогал её очки, фарфоровых слоников, выцветшую кофту на вешалке. На холодильнике записка:
«Игорек, в морозилке щи. Не забудь разогреть.»
Горе давило месяцами. Однажды он не выдержал вернулся.
Во дворе столкнулся с почтальоном.
Соболезную Она оставила ещё одно. Просила отдать, когда вернётесь.
«Сынок, раз ты здесь значит, вспомнил.
Этот дом не наследство, а моя любовь в стенах.
Поставь герань на окно. Вскипячай чайник.
И оставляй свет в прихожей Вдруг я увижу.»
Он рассмеялся сквозь слёзы.
Гореть будет, мам Гореть всегда.
Года шли. Дом не пустовал. Игорь приезжал красил ставни, варил борщ, ставил две чашки.
Как-то привёл маленького Ваню.
Здесь жила твоя бабушка.
А где она теперь?
Вон там, он ткнул пальцем в небо. Но слышит нас.
Мальчик задрал голову и закричал:
Бабуля, привет!
Игорь закрыл глаза. В шелесте листвы ему почудился шёпот:
«И вас, родные, тоже.»
Ведь мамы не уходят. Они остаются в твоих привычках, в упрямстве после падений, в том, как ты целуешь сына перед сном.
**Вывод.**
Любовь матери как письмо без марки: дойдёт даже через годы.
