13ноября2025года
Дневник
Сегодня снова задумался о Татьяне Ивановой моей жене, живущей в небольшом посёлке Сосновка, Курской области. С детства она презирала наших сынов, считала их глупыми, ограниченными и неотёсанными, как и самого отца.
Мама, что на обед? орал наш старший, Геннадий Петрович, ещё мальчишкой, уже с басом, под бородкой рос пушок, руки длинные, тонкие, а пальцы крупные кувалды. Я помню, как его отец, Пётр Степанович, тоже держал их в постоянном запахе сала, чеснока и самогна.
Татьяна точно знала, что Геннадий уже балует девушекбабушек, оставшихся без мужского внимания, и смотрит на молодых ребят, будто на добычу. Однажды она поймала его в разговоре с Дашей Агафоновой и, не скрывая злобы, сказала: «Ты же ещё ребёнок, только пятнадцать, а тут уже втискиваешься в женскую компанию». Даша рассмеялась так, что у Татьяны в глазах появилось облако.
С того дня Татьяна перестала любить Геннадия он стал для неё напоминать отца, грубого, вечно пьяного, от которого везде пахло топлёным маслом и самогоном. Она бросилась за мужскими ласками по всему посёлку, а когда попыталась выйти замуж за Пашку Мироновича, старуха Елена Петровна, соседняя бабушка, надломила её: «Ты куда всё спешишь, девчонка? Смотри, как Пашка статный, все девки к нему хватаются, а ты всё лети».
Таня (как я ласково зову её) плакала: «Не хочу, пойду в город, работать на фабрику, учиться, выбьюсь в люди». Бабушка лишь отозвалась криком: «Город? Ты же сама в него не влезала!». Старуха продолжала крушить её словами, указывая на грехи и предсказывая, что скоро «живот вырастет выше носа». Тане пришлось уйти к Пашке.
Пашка был старше, принёс её в свой дом, свекровь сначала возмущалась, но потом смирилась, жалела Таню, особенно когда Пашка мучил её ночами. Он часто ругал её: «Девчонка слабая, на сносе».
Сыновья Татьяны, один за другим, словно горох, падали в её лапы всё мальчишки. Она их любила безумно, пока они не вырастали и не становились, как Пашка. После этого Таня превратилась в плохую мать.
Война, как всегда, всё перемешала. Пашка погиб на фронте, три наших сынов уехали, а потом вернулись, но в лице «чернявых» с глазами, как смородина. Татьяна родила ещё троих мальчиков, но ни одной дочери. С каждым днем я видел, как её страхи и подозрения превращаются в реальную угрозу: если кто-то оставался в доме после ночи, он схватил за бок, ущипнул, прижался.
Таня всё откладывала приход в спальню, придумывала отговорки. Когда Пашка объявил, что идёт к вдове Людмиле Бородиной, Татьяна выдохнула. Геннадий тогда поругался с отцом, а потом успокоил сына, перевязав ему рану и погладив по голове, как в детстве.
Пусть идёт, сынок, шептала Татьяна. Не надо
Геннадий, собравшийся жениться, услышал от меня: «Мама, не бойся, мы всё выдержим». Я пытался не думать о том, что будет с его будущей женой хрупкой, большеглазой Светланой.
Татьяна качала головой, вспоминая, как в детстве каждая из её дочерей могла бы спасти мир, но сыновей у неё не было: «Может, природа ошиблась». И сейчас, когда её голос вёл к грубому басу, а подкожный пушок появился на подбородке, она снова думала, что её любили лишь потому, что они были сыновьями.
К концу жизни Татьяна пережила всё: она обняла последнего сына, Саню, который, как и остальные, был «обжигателем» в семье. Длинные годы он искал жену, пока не нашёл маленькую Лизавету, девочку, яркую как лилия, бегавшую по кухне, гибкую, как лоза. Лизавета, не прячась, упала к плечу своему отцу Саше и, словно телёнок к маме, прижалась. Саша прикоснулся к её волосам, поцеловал в лоб и сказал: «Моя маленькая».
Тогда Татьяна начала следить за другими сыновьями, проверяя, не схватят ли они своих жён, не тянут ли их в постель. Никаких сигналов не было. «Нет! Господи, нет!» воскликнула она, словно ослепнувшая от боли.
В конце концов, я подошёл к старшему, Геннадию, и спросил: «Гена, всё в порядке?». Он, как всегда, отвечал лаконично: «Да, мама, всё нормально». Мы поговорили о новой сносе, о том, где найдётся место для неё в доме.
Татьяна, наконец, приняла себя: «Я была плохой матерью, но пыталась исправиться». Я предложил ей чай с ватрушкой, а она, как будто впервые, улыбнулась.
Когда я ушёл домой, Лизавета уже испекла блины, ароматные, как быт в деревне. Татьяна, глядя на их золотистый цвет, спросила, может ли она стать бабушкой. Лизавета засмеялась: «Мама, я уже родила две девочки Олю и Юлю, любимые внуки».
Я понял, что внуки стали для неё тем светом, которого не хватало в сыновьях. Она клялась: «Выведу их в люди, не дам им погибнуть». Слово сдержала их дочери выросли, добились высот, часто вспоминали бабушку добрыми словами и любили её.
И в итоге, когда я закрыл журнал, понял, что любить это не только дарить тепло своим детям, но и признавать свои ошибки, принимать их такими, какие они есть, и учиться прощать, даже если это тяжело.
**Урок:** истинное родительство не в безусловном одобрении, а в умении увидеть в каждом человеке его собственный путь и поддержать его, даже когда он расходится с нашими ожиданиями.
