Павел не вернулся. Его вещи исчезли. В шкафу пустые вешалки. На тумбочке записка, нацарапанная на клочке бумаги: *Не выдержал. Прости.*
Когда Аня заболела, мир не рухнул он просто перестал дышать.
Сначала появилась слабость, ломота в теле, потом температура, которую не брали ни таблетки, ни уколы. А затем пришла боль в груди, будто кто-то вонзил туда раскалённый прут и начал медленно его проворачивать. Она лежала на диване, закутавшись в плед, и смотрела в потолок, пытаясь понять: *Это просто простуда? Или что-то хуже?*
Тем вечером Павел вернулся поздно. Скинул куртку, бросил ключи на комод и, даже не взглянув на неё, бросил:
Опять валяешься? Посуда не вымыта. В квартире бардак.
Да, прошептала она. Не могу встать.
Он вздохнул, будто это была её вина болеть, лежать, мешать его вечеру.
Ну и лежи. Я в душ.
Не подошёл. Не обнял.
Аня молчала. Даже на обиду не осталось сил.
На следующий день её отвезли в больницу. Диагноз прозвучал страшно: двусторонняя пневмония, осложнённая вирусной инфекцией, подозрение на аутоиммунный компонент. Врачи говорили быстро, сухо, без эмоций но в их глазах она читала: *Это может кончиться плохо.*
Она попросила медсестру принести телефон, чтобы позвонить Павлу.
Медсестра принесла. Аня набрала номер. Он не ответил.
Позвонила ещё раз через час. Потом ещё. И ещё.
На четвёртый раз он снял трубку. Голос был равнодушный, будто она разбудила его посреди важного сна.
Что?
Паша меня положили в больницу. Всё серьёзно. Нужно
Она не успела договорить он перебил.
Я на работе, Ань. Не до этого.
Но мне страшно
Ты же взрослая женщина. Врачи рядом. Чего ты хочешь чтобы я всё бросил и примчался?
Она замолчала. В горле стоял ком.
Ладно, тихо сказала. Извини, что побеспокоила.
Он не ответил. Просто положил трубку.
Третий день в больнице.
Аня лежала с капельницей в вене и смотрела в окно. За стеклом серое небо, мокрый асфальт, редкие прохожие в дождевиках. В палате стояла тишина только тиканье часов и гул вентиляции.
Она снова набрала Павла. Гудки. Снова гудки.
Потом зашла соседка по палате и сказала:
Не звони ему. Он уехал. Ключи оставил мне.
Уехал? Куда?
Не уточнял. Просто собрал вещи и уехал.
Аня закрыла глаза. В груди что-то оборвалось. Не сердце что-то невидимое, тонкое, что годами связывало её с ним.
Она не плакала. Даже на это не было сил.
На седьмой день приехала мама.
Она ворвалась в палату с сумками, пакетами и таким взглядом, будто была готова разнести всю больницу, если кто-то обидит её дочь.
Ну и подлец же он! вырвалось у неё, когда она увидела Аню. Как он мог?!
Аня попыталась улыбнуться, но вышло бледно.
Мам
Тихо, тихо. Я здесь. Теперь я с тобой.
Мама осталась. Спала на раскладушке у кровати, варила бульоны и приносила их в термосе, умоляла врачей прописать лучшие лекарства, спорила с медсёстрами, если что-то казалось ей неправильным.
Ты не одна, повторяла она каждое утро. Ты не одна, Ань.
И впервые за долгое время Аня поверила, что это правда.
Выписка.
Через три недели её выписали. Слабая, похудевшая, с тёмными кругами под глазами но живая.
Дома всё осталось так, как она оставила. Только пыль на полках и запах затхлости. Посуда грязная. Павел не вернулся. Его вещи исчезли. В шкафу пустые вешалки. На тумбочке записка:
*Не выдержал. Прости.*
Аня долго смотрела на эти слова. Потом скомкала бумажку и выбросила.
Мама помогла ей убраться, помыть окна, проветрить комнаты.
Начнём с чистого листа, сказала она.
Аня кивнула.
Первый месяц после болезни.
Она едва ходила. Дышать было тяжело. Но каждый день делала на десять шагов больше, чем вчера. Потом на двадцать. Потом выходила на балкон, а затем во двор.
С работы звонили. Спрашивали, когда вернётся.
Скоро, отвечала она.
Хотя сама не знала, вернётся ли вообще.
Возвращение.
Через шесть недель она появилась в офисе. Коллеги смотрели на неё осторожно как на хрупкую вазу, которую можно случайно разбить.
Мы так рады тебя видеть! сказала начальница, обнимая её.
Аня улыбнулась. Впервые за долгое время искренне.
Работа стала спасением. Она забывала о боли, о пустоте в груди, о том, что когда-то любила мужчину, который бросил её в самый тёмный момент жизни.
Вечером Аня писала в дневник. Не жаловалась просто фиксировала:
*”Сегодня прошла три квартала без одышки.
Сегодня съела целое яблоко.
Сегодня не думала о нём.”*
Осень.
Падали листья. Аня купила себе новое пальто тёплое, бордового цвета. Цвет жизни, а не болезни.
Она начала ходить на йогу. Потом на курсы фотографии. А по субботам в библиотеку.
Жизнь не стала идеальной. Но стала её собственной.
Однажды вечером, возвращаясь с работы, она увидела в витрине магазина небольшую витражную фигурку лошади из цветного стекла.
Она остановилась.
В детстве мечтала о лошади. О белоснежной кобыле с гривой, как облако. Родители смеялись: *”У нас дача, а не ранчо!”* Но однажды отец привёз ей деревянную фигурку грубоватую, но с добрыми глазами.
Аня зашла в магазин и купила ту стеклянную лошадку.
Это символ, сказала продавщица. Свобода. Сила. Выживание.
Знаю, улыбнулась Аня.
Зима.
Павел позвонил в декабре.
Аня можно поговорить?
Она молчала.
Я я не знал, что всё так серьёзно. Думал, ты просто простудилась. А потом потом мне стало стыдно. Я не знал, как вернуться.
Она смотрела в окно. За стеклом снег, фонари, тишина.
Ты не вернулся, Паша. Ты исчез. Когда мне было страшнее всего тебя не было.
Я понимаю. Прости.
Прощение не то, что я могу просто дать. Его нужно заслужить. А ты даже не попытался.
Он молчал.
Я скучаю по тебе, прошептал.
А я нет, ответила она. Я скучала по тому, кем ты мог бы быть. Но ты оказался другим.
Она положила трубку.
Сердце не болело. Ни капли.
Весна.
Аня продала старую мебель, купила новую. Завела чёрную кошку с зелёными глазами. Назвала её Весна.
Она начала писать рассказы о болезни, о лошадях, о женщинах, которые учатся дышать заново.
Мама приезжала каждые выходные. Они пили чай, смеялись, смотрели старые фильмы.
Ты светишься, как-то сказала мама.
Правда?
Да. Будто внутри тебя зажгли свет.
Аня улыбнулась.
Наверное, потому что я больше не боюсь темноты.
Лето.
Она поехала в деревню к подруге детства. Там были поля, река, конюшня.
В первый день подошла к гнедому коню с тёплым дыханием и мягкими глазами.
Можно? спросила у конюха.
Садись, ответил он. Только не бойся.
Она села в седло. Конь тронулся. Ветер в лицо, трава под копытами, небо над головой.
Аня закрыла глаза.
И впервые за долгое время почувствовала не просто жизнь, а свободу.
Эпилог.
Прошёл год.
Аня больше не думала о Павле. Без ненависти, без тоски просто не думала. Он стал эпизодом. Болезненным, тёмным, но пройденным.
Она не искала новую любовь. Но и не боялась её.
Она жила.
И в этом была её настоящая победа.
*”Иногда тебя оставляют не потому, что ты недостойна любви.
А потому, что другой человек не умеет быть рядом, когда это по-настоящему нужно.
И тогда ты учишься быть рядом с собой.
И этого достаточно. Аня открыла окно. В комнату ворвался тёплый ветер, пахнущий травой и далёкой грозой. На подоконнике стояла стеклянная лошадка, переливаясь в солнечных лучах. Она потянулась к ней, погладила пальцем по спине, как будто гладила живое существо. Потом улыбнулась тихо, без слов и сказала вслух:
Всё в порядке. Я дома.
