Телефон задрожал от первого робкого звонка, потом перебил комнату нескончаемой трелью. «Опять?»
Звук резал тишину, как нож по стеклу. Сергей закрыл глаза. Это снова она. Та самая, с именем из русских романов Василиса. С которой он виделся пару раз и, в минутной слабости, обменялся номерами. Кто ещё мог звонить? В последнее время ему вообще никто не звонил. Мир будто вычеркнул его из списка контактов, оставив наедине с навязчивой мелодией и собственными мыслями.
Он вжал голову в подушку, пытаясь заглушить надоедливый звук. Хотел бы бросить телефон в окно, разбить его о асфальт, чтобы осталась лишь куча стекла и пластика. Если жизнь не чинится, хотя бы можно избавиться от того, что держит её в реальности.
Но телефон не умолкал.
Сергей встал, пошёл к звуку. Аппарат, словно почувствовав приближение, зазвонил громче, вызывающе. Как будто мол: «Давай, возьми трубку!». И он, поддавшись древнему рефлексу, ответил.
Алло?
Это я! прозвучал жизнерадостный молодой голос, резкий, как летний ветер. Почему так долго?
Занят, пробурчал Сергей.
А почему тогда подошёл? спросила Василиса, и в её глазах вспыхнула хитрая улыбка.
Потому что нервы у меня не стальные! рычал он. Что тут непонятного? Твои звонки меня достают!
Я чувствую, что ты дома и что тебе плохо.
И что ещё ты чувствуешь? в его голосе прозвучала едкая насмешка.
Что ты ждал моего звонка.
Я? Ждал?! фыркнул он.
Он хотел бросить трубку, выкричать самые гадкие ругательства. Три недели её ежедневных звонков пришлись на самое дно его жизни, когда ничего не хотелось: ни работать, ни бездельничать, ни есть, ни пить. Хочется было лишь исчезнуть, испариться, перестать быть зернышком в огромной, безразличной мясорубке бытия.
Послушай, его голос внезапно сдох, стал плоским и усталым. Чего ты от меня хочешь?
В трубке повисла короткая пауза.
Ничего. Мне кажется, тебе нужна помощь.
Перестань думать за меня. И не нужна мне твоя помощь. Совсем.
Но я же чувствую!
А ты не чувствуй! терпение лопнуло. Ты кто такая, чтобы чтото чувствовать? Святая? Спасительница потерянных душ? Иди лучше бабушек через дорогу провожай, бездомных котят корми. А от меня отстань. Поняла?
Тишина в трубке стала густой, тяжёлой. Потом короткие гудки. Она положила трубку.
«Ну и отлично», пробежало в голове. «Сама напросилась, влезла туда, где не просят».
В тот день больше не звонили. Не звонили и на следующий. Василиса не появлялась ни через день, ни через неделю.
Тишина, которой он так жаждал, теперь давила на уши. Звенела, абсолютна и невыносима. В ней не было спасения, только одиночество. Сергей ловил себя на том, что по вечерам невольно задерживает взгляд на телефоне, ждёт. Внутри росла нелепая, унизительная надежда: вот сейчас вотвот
Он даже перестал выходить вечером, боясь пропустить возможный звонок. «А вдруг она позвонит, а я не услышу? Думать будет, что игнорирую, обидится навсегда». Слово «навсегда» пугало его сильнее, чем лай у лисичек с угла, будто они чувствовали его уязвимость.
Потом пришла новая напасть потребность выговориться. Слить эту чёрную липкую массу, что копилась внутри. Но кому? Соседу? Тот живёт в простом мире зарплаты в рублях, футбола и девушек. Счастливый человек.
Сергей стал разговаривать сам с собой вслух. В пустой квартире его голос звучал глухо и неестественно.
Почему она не звонит? спрашивал он у своего отражения в тёмном окне.
Ты сам её прогнал, грубо и бесцеремонно.
Но она звонила каждый день! Настойчиво! Значит, ей было не всё равно?
Ты сказал, что её участие не нужно. Ты оттолкнул руку, протянутую в самый тёмный час.
Он спорил, доказывал, злился на себя. И в конце концов его внутренний собеседник победил. Он заставил его признать простую, жуткую правду: эти звонки нужны ему, как глоток воздуха для тонущего, как доказательство, что он ещё существует для когото в этом мире. Что он не призрак.
Василиса не звонила.
Сергей вечерами сидел и просто смотрел на телефон. Внутри всё сжималось в один большой, негромкий крик. «Ну позвони же пожалуйста» шептал он.
Телефон молчал.
Он упал в постель далеко за полночь, так и не дождавшись чуда. Погружаясь в тревожный сон, ему показалось, что снова слышит звонок.
Сергей резко открыл глаза. Телефон звонил понастоящему. Тот самый настойчивый, живой звонок. Он ухватил трубку.
Алло? дрожал голос.
Привет, прозвучал в трубке забытый голос. Ты звал меня?
Сергей закрыл глаза. По лицу медленно расплылась первая за недели улыбка горькая, уставшая, но облегчённая.
Да, выдохнул он. Похоже, звал.
Пауза была уже не тяжёлой, не полна упрёка, а живой, натянутая, как струна. В её тишине слышалось её ровное дыхание и стук его сердца громкий, неровный.
Я запнулся он, ища слова, которые не станут оправданием или новой колкой. Просто правду. Я сидел и ждал. Каждый вечер.
Я знала, её голос прозвучал тихо, но уверенно. Мне тоже было плохо. Но я решила, что больше не могу звонить первой. Это должно быть твоё решение.
Он представил её: тоже сидит с телефоном в руках, борясь с желанием набрать его номер. Эта картина показалась ему неожиданно трогательной.
Прости, выдохнул Сергей. Самое тяжёлое слово, обжигающее горло, как раскалённый уголь, но его надо было произнести. За то, что вёл себя как козёл.
Принято, в её голосе прозвучала лёгкая, прощающая улыбка. Хотя да, было очень грубо. Я чайник чуть не разбила от расстройства.
Он невольно рассмеялся, коротко, с облегчением. Эта бытовая, живая и нелепая деталь вернула его в реальность.
Он цел? спросил он уже серьёзно.
Цел. Теперь буду беречь, как зеницу ока.
Они снова помолчали, но теперь молчание было общим. Слушали его вместе.
Сергей её голос снова стал серьёзным. Что происходит? Правда.
Он закрыл глаза. Раньше этот вопрос вызвал бы ярость, сейчас странную слабость и желание наконец выговориться.
Всё. И ничего, он медленно опустился на пол, прислонившись к дивану. Работа превратилась в ад. Долги, как снежный ком, накатывают. Ощущение, что я бегу по краю пропасти и вотвот сорвулась. Пустота внутри, будто выгорел изнутри. Ничего не хочется. Никого.
Он говорил долго, обрывками, без слёз, просто констатируя, как врач ставит диагноз. Впервые за месяцы ктото слушал его, не перебивая, не советуя «возьми себя в руки», а просто слушал.
Когда он замолчал, в трубке снова было только дыхание.
Спасибо, наконец сказала Василиса. Что сказал.
Теперь ты понимаешь, почему я был не в себе? с горькой усмешкой произнёс он.
Понимаю. Но это не оправдание хамства, её голос стал твёрдым. Теперь я знаю, с чем имею дело. Это лучше, чем гадать.
И что ты будешь с этим делать? спросил он, неожиданно заинтересованный.
Для начала, решительно ответила она, иди на кухню, включи чайник. Пока он закипает, открой окно хотя бы на пять минут. Свежий воздух нужен мозгу, а тебе его, кажется, не хватает.
Сергей послушно встал с пола.
Иду, сказал он.
Молодец. Пока ты это делаешь, я буду на другом конце провода. Потом потом разберёмся, что делать с работой, долгами, этой твоей пропастью.
В её голосе не было ни жалости, ни нежности. Было уверенное, твёрдое, как скала, и в этой уверенности таилась сила, которой ему так не хватало.
Сергей пошёл на кухню, телефон прижав к уху. Он включил чайник, с трудом открыл заевшую раму, впустив в квартиру прохладный, пахнущий дождём воздух. Сделал первые маленькие шаги к жизни к реальному движению вперёд.
И понял, что это только начало долгого, тяжёлого разговора. Возможно, даже встречи. Но впервые за долгое время он не чувствовал себя одиноким в своей разрушенной крепости. Ктото протянул ему руку снаружи, и он, наконец, был готов её принять.
