Телефон задрожал от первого робкого сигнала, потом зазвенел настойчивой, бесконечной трелью. Опять? прозвучал в голове Сергея резкий голос. Звук пробил тишину, как лезвие стекла. Он закрыл глаза. Это опять она та самая из романтических рассказов, Алёна. Они встретились лишь пару раз, а изза минутной слабости обменялись номерами. Кто еще мог звонить? За последнее время звонков от когото не было. Мир будто вычеркнул его из списка контактов, оставив наедине с назойливой мелодией и мыслями.
Сергей вжал голову в подушку, пытаясь заглушить звонок. Хочется бросить телефон в окно, ударить им асфальт, чтобы осталась лишь крошка стекла и пластика. Если жизнь не поддаётся ремонту, хотя бы можно сломать то, что держит её к внешнему миру.
Но телефон не стихал.
Он встал, пошёл к кровати, где стоял аппарат. Звук стал громче, будто бросал вызов: Давай, берись! и Сергей, словно под действием древнего рефлекса, поднял трубку.
Алло?
Это я! прозвучал молодой, беззаботный голос, резкий, как летний ветер. Почему так долго?
Я занят, пробурчал Сергей.
А почему тогда подошёл? спросила Алёна, и её голос, казалось, улыбнулся.
Потому что у меня нервы не стальные! рычал он. Что тут непонятного? Твои звонки меня достали!
Я чувствую, что ты дома и тебе плохо, ответила она.
И что ещё ты там чувствуешь? в голосе Сергея вспыхнула ядовитая насмешка.
Что ты ждёшь моего звонка.
Я? Ждал? фыркнул он, желая бросить трубку и выругаться. Три недели её ежедневных звонков пришлись на самый дно его жизни, когда ничего не хотелось: ни работать, ни бездельничать, ни есть, ни пить. Хочется лишь исчезнуть, раствориться в холодном московском зимнем ветре, перестать быть крошкой в огромной бездушной мясорубке бытия.
Послушай, голос его стал тихим и усталым. Чего ты от меня хочешь?
Тишина повисла в трубке.
Ничего. Мне кажется, тебе нужна помощь, прозвучало.
Перестань думать за меня. Твою помощь я совсем не нуждаюсь.
Но я же чувствую!
И не чувствуй! терпение его лопнуло. Кто ты такая, чтобы чтото чувствовать? Святая? Спасительница заблудших душ? Лучше помогай бабушкам перейти дорогу, корми бездомных котят. А от меня отвали. Поняла?
Тяжёлая тишина превратилась в короткие гудки. Она положила трубку.
Ну и отлично, пробежало в голове. Сама напросилась, лезет туда, куда не просят.
В тот же день звонков не было, и ни на следующий. Алёна не появлялась ни через день, ни через неделю. Тишина, которой он так жаждал, теперь гремела в ушах, становясь невыносимой. Одиночество заполняло всё пространство. По вечерам взгляд невольно задерживался на телефоне в надежде, что звонок прозвенит. Он боялся выйти наружу, опасаясь пропустить звонок, а затем услышать «Ты игнорируешь меня, обидись навсегда». Слово «навсегда» пугало сильнее, чем лай уличных собак, будто они чувствовали его уязвимость.
Потом пришла новая нужда выговориться. Кому излить эту чёрную, липкую массу, что копилась внутри? Соседу? Тот живёт в простом мире зарплаты, футбола и девушек, счастливый человек. Сергей начал разговаривать сам с собой, вслух, в пустой квартире, слыша собственный голос глухо и неестественно.
Почему она не звонит? вопрошал он у своего отражения в тёмном окне.
Ты её оттолкнул. Грубо и без церемоний.
Но она звонила каждый день! Значит, ей было не всё равно?
Ты сказал, что её участие не нужно. Ты отверг руку, протянутую в самый тёмный час.
Он спорил, доказывал, злился на себя. В конце концов внутренний голос победил, вынудив признать простую, жуткую правду: эти звонки нужны ему, как глоток воздуха для тонущего, как доказательство, что он ещё существует для когото. Что он не призрак.
Алёна не звонила.
Сергей вечерами сидел, уставившись в телефон. Внутри всё сжалось в один безмолвный крик: «Позвони пожалуйста». Телефон молчал.
Он упал в постель уже после полуночи, не дождавшись чуда, погрузился в тревожный сон, где снова слышал тот звонок. Вдруг глаза бросились открыться телефон звонил понастоящему, живой, настойчивый. Он ухватил трубку.
Алло? голос дрожал.
Привет, прозвучал тот же забытый голос. Ты меня звал?
Сергей закрыл глаза, и на лице появилась первая за недели улыбка горькая, уставшая, но облегчённая.
Да, выдохнул он. Похоже, звал.
Пауза была иной: лёгкая, как натянутая струна, без упрёка. Он слышал в трубке её ровное дыхание и собственное сердце, стучащее громко и неровно.
Я запнулся он, ища слова без оправданий и уколов, лишь простую правду. Я сидел и ждал каждый вечер.
Я знала, ответила Алёна тихо, но уверенно. Мне тоже было плохо, но я решила не звонить первой. Решение должно быть твоим.
Он представил её, сидящую с телефоном в руках, борющуюся с желанием набрать номер, и эта картина тронула его.
Прости, произнёс он, слова горели, как раскалённый уголь, но их пришлось выговорить. За то, что вёл себя как козёл.
Принято, в её голосе прозвучала лёгкая улыбка. Да, было грубо. Я чуть не разбила чайник от злости.
Он рассмеялся, облегчённо, над этой бытовой, живой деталью, которая вернула его в реальность.
Он цел? спросил он, уже серьёзно.
Цел. Теперь буду бережно хранить, как зеницу ока.
Молчание стало общим, они слушали его вместе.
Сергей её голос вновь стал серьёзным. Что происходит? Слушай правду.
Он закрыл глаза. Раньше этот вопрос вызвал бы ярость, сейчас он почувствовал слабость и желание наконец выговориться.
Всё. И ничего, он скатился на пол, прислонившись к дивану. Работа превратилась в ад. Долги росли, как снежный ком. Я будто бегу по краю пропасти и готов упасть. Пустота внутри, будто выжег меня изнутри. Ничего не хочется. Никого.
Он говорил долго, фрагментарно, как врач, ставящий диагноз. Впервые за многие месяцы ктото слушал его, не перебивая, не давая советов типа «возьми себя в руки», а просто слушал.
Тишина в трубке снова была лишь дыхание.
Спасибо, произнесла Алёна. Что сказала?
Теперь ты понимаешь, почему я был не в себе? произнёс он с горькой ухмылкой.
Понимаю. Но это не оправдание хамства, её голос стал твёрдым. Теперь я знаю, с кем имею дело. Это лучше, чем гадать.
И что ты будешь с этим делать? спросил он, неожиданно заинтересованный.
Сначала, решительно сказала она, иди на кухню, поставь чайник. Пока он закипает, открой окно хотя бы на пять минут. Свежий воздух нужен мозгу, а тебе, кажется, его не хватает.
Сергей последовал её указанию, прижимая телефон к уху, открыл заедающую раму, впустив в квартиру холодный дождливый воздух, пахнущий асфальтом. Он сделал первые маленькие шаги к жизни.
И понял, что это лишь начало долгого, тяжёлого разговора, возможно, встреч. Но впервые за долгое время он не ощущал одиночества в своей разрушенной крепости. Чьято рука уже тянулась извне, и он, наконец, был готов её принять. Ведь даже в самой тёмной ночи небольшое светлое окно может стать началом нового пути.
