В старых дневниках Льва Толстого есть такие строки: «Величайшее заблуждение делить людей на добрых или злых, умных или глупых. Человек как река: в нём всё меняется. Был глуп стал мудр, был зол стал добр, и наоборот. В этом его величие. Не спеши судить сегодня осудил, а завтра он уже иной».
С мудрецом не поспоришь. Жизнь раз за разом подтверждает его правду, стоит лишь присмотреться повнимательнее, отделить зерно от плевел и суть откроется сама собой.
Но в тот день было не до размышлений. На улице стоял такой июльский зной, будто раскалённый воздух, ударившись о стены домов, отскакивал на раскалённый же асфальт и застывал, покорно склоняясь перед солнцем, что лило с неба лето во всю свою силу.
А у Наташи в душе была зима. Лютый мороз. И потому это лето проходило мимо неё
Школа осталась позади, впереди институт, как и положено выпускнице. Но Наташа ждала ребёнка. О каком институте теперь речь? А её Витька оказался предателем. Когда она сказала ему о беременности, он лишь закусил губу, отвернулся к окну и пробормотал:
Ну да, я первый был А кто сказал, что последний?..
Наташа даже заплакать не смогла. Просто стояла и смотрела ему в спину. Спина была обычная: спокойная. Дышал ровно. Она ещё хотела что-то сказать сама не знала, что делать дальше. Но тут в дверь постучали мать вернулась с работы. Витька пошёл открывать, в прихожей поздоровался и ушёл.
Мать сразу зашла в комнату и спросила, что случилось. Наташа растерялась и выпалила:
Ничего. Просто я беременна
Мать застыла, смотрела ей прямо в глаза. Потом вскрикнула Но что именно Наташа не разобрала, потому что крик заглушила звонкая пощёчина.
И вот тогда в душе у Наташи началась зима. Будто снег хлопьями повалил и засыпал её с головой. Холодно. Пусто. Вокруг и внутри.
Мать ещё что-то кричала, но сквозь снежную метель слова не долетали. Наташа села на край дивана и заплакала. Только слёзы не текли они замерзали внутри, превращаясь в ледяные шарики, и она слышала, как те перекатываются в пустоте.
Мать выбежала из комнаты, хлопнула дверью и тишина. Наташа осталась одна среди жаркого летнего вечера с ледяными слезами внутри.
Она свернулась калачиком на кровати и наконец разревелась по-настоящему, по-девичьи: шмыгая носом, всхлипывая. И так ей было жаль! Не себя нет, малыша, который ещё не родился, а уже никому не нужен. Ни отцу, ни бабушке, ни ей, глупой девчонке. Никто его не ждал
Уснула Наташа, хотя за окном ещё светило солнце. Даже что-то снилось. Проснулась от того, что кто-то сел рядом и гладил её по голове.
Мать вернулась. Гладила и шептала:
Наташенька, родная, прости меня. Дура я старая. Радоваться надо дочка моя совсем взрослая стала, скоро сама мамой будет. А я
Голос дрожал, слёзы текли по щекам, но она продолжала:
Знаешь, о чём я думаю? Только бы не мальчик родился Только бы не мальчик! Мужики они все Ну, в общем, ни один из них никогда не поймёт, не пожалеет по-настоящему. Ни твой отец ни мой
Тут и Наташа разрыдалась громко, по-бабьи. Приподнялась, обняла мать, прижалась к ней к самому родному человеку. И сидели они так, обнявшись, каждая свою боль выплакивая. А на душе становилось теплее. Всё-таки лето на дворе!..
И вдруг снова стук в дверь. Мать шмыгнула носом, остановила Наташу, собиравшуюся встать:
Лежи, дочка, я открою
Поправила волосы на ходу. Трагедия трагедией, но если за дверью мужчина неприлично же в растрёпанном виде быть!
Открыла. И правда мужчины. Да не один, а двое. Витька, а впереди его отец. Тот сразу заговорил:
Здравствуйте, Анна Петровна. Простите, что поздно. Но мой болван тут всё рассказал Всё как есть, без утайки, кажись
Оборачивается к сыну и строго добавляет:
Или не всё, будущий папаша?..
Витька только голову опустил. А отец продолжал:
Вот потому и пришли мы оба просить руки вашей дочери. Если, конечно, Наташа простит его за глупые слова.
И тут же дал сыну подзатыльник:
Иди, сопляк, прощения проси! Не простит и ты мне не сын!..
Да, переменчив человек. Наделаем глупостей и сами не знаем, как поправить. Хорошо, что рядом есть родители. Витька подошёл к двери комнаты, руки дрожали, глаза красные видно было, что плакал. Он шагнул внутрь, остановился у порога и тихо сказал:
Наташ я не знал, как сказать, что боюсь. Я дурак, прости. Но я хочу быть рядом. Хочу всё сделать правильно.
Наташа посмотрела на него и впервые за эти дни почувствовала, как треснул лёд внутри. Не сразу, не весь но начал таять.
Она не ответила. Просто протянула руку.
Витька сжал её. И стоял так, пока солнце не скатилось за крыши домов, а в комнате не запахло вечерним чаем и свежим хлебом мать пошла на кухню, шурша фартуком.
А за окном, будто только теперь заметив, что прошлое можно начать иначе, снова заиграло лето.
