Андрей, надень шапку, сынок, на улице же мороз!
Не переживай, мамочка, я в Сибире не замёрзну, справлюсь! так он прозвучал перед отъездом.
Андрей сел в маршрутку до Москвы, а оттуда через океан в США. Обещал вернуться через два года. Прошло двенадцать.
Мария, его мать, осталась в старом доме на окраине деревни. Те же занавески, тот же печной камин, тот же ковер, который она ткала в юности. На стене висела фотография Андрея в выпускном халате, а под ней пожелтевшая записка: «Скоро вернусь, мамочка. Обещаю».
Каждое воскресенье Мария надевала чистый платок и шла к почтовому ящику. Отправляла письма, даже когда знала, что ответа не будет. Писала о огороде, о зиме, о корове соседки. И всегда завершала одно и то же: «Береги себя, сынок. Я тебя люблю».
Почтальонка иногда сочувственно говорила:
Тётя Мария, США так далеко не все письма доходят.
Ничего, дорогая. Если почта не донесёт, Бог проложит путь.
Годы шли своим чередом. Весна сменялась осенью, а Мария старела незаметно, как свеча, тлещая без дыму. Каждый вечер, гаснув лампу, она шептала: «Спокойной ночи, Андрей. Я тебя люблю».
В декабре пришло письмо. Не от него, а от незнакомой женщины.
«Уважаемая Мария,
Меня зовут Елизавета, я жена Андрея. Он часто говорил о вас, но я долго не решалась писать. Простите, что так поздно Андрей болел. Сражался, пока мог, но ушёл спокойно, держась за вашу фотографию. Перед последним вздохом сказал: Передай маме, что я иду домой, что я всё время о ней думал. Пришлю вам коробку с его вещами. С любовью, Елизавета».
Мария прочитала письмо молча, села у печи, долго смотрела в огонь и не произнесла ни слова. На следующий день соседи видели, как она несёт домой коробку. Открывала её медленно, будто боясь вновь ощутить боль.
Внутри лежали: синяя рубашка, маленький блокнот с заметками и конверт с надписью «Для мамы». Она дрожала, открывая его. Бумага пахла чужими зимами и далёкой грустью.
«Мама,
если ты читаешь это, значит я уже не успел. Я трудился, собирал деньги, но понял главное время не купить. Я скучал по тебе каждое утро, когда падал снег. Мне снится твой голос и запах борща. Может, я был не лучшим сыном, но знай я любил тебя всегда, молча. В карман своей рубашки я положил горсть земли из нашего двора. Она всегда со мной. Когда тяжело, я думаю о тебе и слышу твой голос: Терпение, сынок, всё пройдёт. Если я не вернусь, не плачь. Я рядом в ветре, во снах, в тишине. Я уже дома, мама. Двери теперь не открывать. С любовью, твой Андрей».
Мария прижала письмо к сердцу, тихо плакала, без рыданий как плачут матери, которым больше нечего ждать, но кого ещё любят. Она постирала рубашку, просушила, прогладила и повесила её на спинку стула у стола. С того дня она больше никогда не ела в одиночку.
Однажды, в февральский вечер, почтальонка нашла её спящей в кресле. В руке письмо, на столе тёплый чай. На лице умиротворённая улыбка. Рядом, на стуле, синяя рубашка будто обнимала её.
Говорят, той ночью в деревне стих ветер. Никакой лай, ни песен, ни шорохов. Село молчало, словно ктото наконец вернулся домой. И, может быть, так и было. Может, Андрей сдержал слово. Может, он действительно вернулся только теперь в другом виде. Ведь есть обещания, которые не умирают. Они сбываются тихо, среди снега и слёз. Дом не всегда место. Иногда это встреча, которой ждали всю жизнь.
