Кирилл женился в двадцать четыре. Его избранница, Людмила, была на два года младше. Девушка росла поздним и единственным ребёнком в семье университетского преподавателя и школьной учительницы. Почти сразу после свадьбы родились два сына-погодка, а чуть позже дочка.
Тёща, Валентина Семёновна, вышла на пенсию и с головой окунулась в заботы о внуках.
Отношения Кирилла с ней были скажем так, прохладные. Он обращался к ней строго по имени-отчеству, а она отвечала суховатым «вы», неизменно называя его полным именем. Конфликтов не было, но в её присутствии Кирилл чувствовал себя так, будто сидит на приёме у директора школы. Впрочем, справедливости ради, тёща никогда не лезла в их с Люсей дела, держалась вежливо и нейтрально.
А месяц назад фирма, где работал Кирилл, благополучно лопнула. За ужином Людмила небрежно бросила:
«На мою зарплату и мамину пенсию долго не протянем, Киря. Ищи работу».
Легко сказать ищи! Тридцать дней он обивает пороги, а толку ноль.
В сердцах Кирилл пнул валявшуюся на тротуаре пивную банку. Слава богу, тёща пока молчит, но взгляды кидает красноречивые.
Перед свадьбой он случайно подслушал их с Люсей разговор.
«Ты уверена, что он твой человек?»
«Мам, ну конечно!»
«А если дети пойдут? Сможет содержать семью?»
«Сможет!»
«Ещё не поздно передумать. Его семья»
«Я его люблю!»
«Ну смотри, потом не жалуйся!»
«Вот и пришло время жаловаться», усмехнулся про себя Кирилл. Тёща, как в воду глядела!
Домой идти не хотелось. Казалось, жена утешает его через силу: «Ну ничего, завтра повезёт!» Мать вздыхает и молча осуждает, а дети ёрничают: «Пап, работу нашёл?» Выносить это ещё раз нет уж, спасибо.
Он побрёл по набережной, посидел в парке на лавочке и к ночи махнул на дачу, куда семья перебиралась на лето. В доме горел одинокий огонёк в комнате Валентины Семёновны. Крадучись, Кирилл пробирался по тропинке. Вдруг шевельнулась занавеска он резко присел и угодил пятой точкой на корягу.
Из окна донёсся голос тёщи:
«Кирилла до сих пор нет. Звонила ему?»
«Звонила. Абонент недоступен. Наверное, опять без толку шатается где-то».
Голос Валентины Семёновны вдруг стал твёрдым:
«Люда, как ты смеешь так говорить об отце своих детей?»
«Мам, ну что ты! Просто мне кажется, Киря филонит и даже не старается найти работу. Уже месяц на моей шее сидит!»
Впервые за шесть лет Кирилл услышал, как тёща громко хлопнула ладонью по столу:
«Не смей! Ты что обещала, когда замуж выходила? И в радости, и в горе! Быть рядом и поддерживать!»
Жена залепетала:
«Мам, прости. Не переживай, ладно? Просто устала я очень. Прости».
«Иди спать», устало махнула рукой Валентина Семёновна.
Свет погас. Тёща походила по комнате, отодвинула занавеску, всмотрелась в темноту и вдруг, подняв глаза к небу, истово перекрестилась:
«Господи, Всемилостивый, помоги зятю моему, отцу внуков моих! Не дай ему пасть духом! Дай ему сил, Господи, сыночку моему!»
Шептала, крестилась, а по щекам катились слёзы.
В груди у Кирилла закипело что-то тёплое. Никто за него не молился никогда. Ни мать, суровая женщина, отдавшая жизнь партийной работе, ни отец, исчезнувший, когда ему было пять. Он рос в детсадах, школах, продлёнках. Поступив в институт, сразу пошёл работать мать терпеть не могла тунеядцев.
Тепло разливалось по телу, подступало к горлу, вырываясь редкими слезами. Он вспомнил, как тёща вставала раньше всех, пекла его любимые пироги, варила борщи, от которых пальчики оближешь, а её пельмени были за уши не оттащишь! Нянчила детей, убиралась, сажала огород, закрывала на зиму хрустящие огурцы, квасила капусту
Почему он этого не замечал? Ни разу не сказал спасибо? Они с Люсей просто работали и рожали детей, считая, что так и надо. Или только он так считал? Вспомнилось, как однажды смотрели передачу про Австралию, и Валентина Семёновна обмолвилась, что мечтала там побывать. Кирилл тихо встал, пригладил помятые брюки и пошёл к дому. На крыльце остановился, глубоко вдохнул ночной воздух и постучал сначала тихо, потом твёрже. Из окна высунулась растрёпанная голова тёщи.
Это ты, Кирилл?
Я, Валентина Семёновна. Можно войти?
Она молча кивнула, отступила в сторону. Он снял ботинки, вошёл на кухню, сел за стол.
Я завтра утром встаю пораньше, сказал он. Поеду в город. И работу найду. Обязательно.
Тёща долго смотрела на него, потом кивнула, достала из буфета хлеб, масло, поставила чайник.
Есть захочешь ешь, тихо сказала она. А потом ложись спать. Отоспись.
Он кивнул, не глядя. А когда поднял глаза, она уже стояла у окна, глядя в темноту, и тихо, одними губами, снова крестилась.
