Как ты могла опуститься так низко? Доченька, тебе не стыдно? Руки и ноги целы зачем не работать? взывал я к нищенке с ребёнком, когда увидел её в проходе супермаркета.
Тамара Ивановна ползала между рядами «АшанК» в Москве, останавливаясь у полок, уставленных яркими коробками. Она приходила сюда каждый день, будто бы на работу. Питаться было ей нечем семьи у неё не было, и едва хватает на чай. Поэтому ночью она спешила в светящийся торговый зал, где пахло свежим хлебом и жареным кофе, а где музыка звучала приглушённо.
Тёплое время года дарило ей небольшие радости: посиделки на лавочке с соседками. Зима же отнимала любые возможности, и тогда она всё чаще забегала в новый гипермаркет, где толпа людей гудела, а аромат кофе завораживал.
Тамара взяла в руки банку клубничного йогурта, прищурилась, пытаясь разобрать этикетку, и положила её обратно. Такой лакомства ей не позволят, но любоваться можно было. Оглядев весь ассортимент, она вдруг вспомнила старые времена: длинные очереди у прилавков, где продавщицы, словно тигрицы, дрались за дефицитные товары; тяжёлые серые бумажные пакеты, в которые складывали покупки.
В памяти всплыл образ её дочери Алёна, с копной рыжих кудрей, большими серыми глазами и веснушками на переносице. Она была единственной радостью в жизни Тамары. Чтобы порадовать Алёну, она готова была стоять в самых длинных очередях. Сердце её билось быстрее, когда она думала о дочери, и она остановилась у холодильника с мороженой рыбой, опершись на него.
Алёна была умна и красива. Когда ей исполнилось двадцать, она решила стать суррогатной матерью, полагая, что так поможет себе и другим. Тамара уговаривала её, но решение обернулось бедой. Алёна отдавала ребёнка, который, по её словам, стал «хорошими деньгами». Родовые боли и тяжёлые роды умерли её, и через три дня после рождения ребёнка мать ушла из жизни. Тамара не получила никакой компенсации всё шло к дочери.
Тамара Ивановна похоронила Алёну и осталась одна, словно в пустоте. Она шла к хлебному отделу, чтобы купить хоть чтонибудь, достала из кармана мелкие копейки, отдала их кассиру и спрятала остаток в кулаке.
В тот же день она заметила молодую попрошайку, впервые пришедшую в магазин почти месяц назад. Девушка держала в руках младенца, её юность и беззащитность бросались в глаза. Я, проходя мимо, услышал голос старушки:
Доченька, тебе не стыдно? Твои руки и ноги целы, почему не работаешь? сказала Тамара, опуская в её ладонь несколько копеек.
Спасибо, бросила девушка, но мне нужно собрать больше, иначе будет беда. и быстро ушла, толкаясь прочими покупателями.
Тамара шла домой, не в силах избавиться из головы образа нищенки с ребёнком, её серые глаза и молодой голос звучали знакомо. Она закрыла дверь, сняла тёплые ботинки, включила свет и, через пятнадцать минут, уже сидела за столом, потягивая горячий чай из любимой чашки и крошечный кусок бородинского хлеба с тонким ломтиком колбасы.
Как же она, наверное, голодна, подумал я, глядя в окно, где два неказистых мужчины грубо заталкивали девушку в машину. Пальцы дрожали, когда я собирался позвонить в полицию, но страх захлестнул меня и я отступил.
Ночь прошла тревожно. Утром мне приснился странный сон: Алёна стояла у входа в супермаркет с ребёнком на руках, девочка была синя от мороза, а я крепко прижимала её к себе. Но Алёна отвечала, что ей не холодно. Я отнял ребёнка, снял ему тёплое одеяло, а на шее увидел кулон в виде медвежонка точно тот, что я подарил Алёне много лет назад.
Я проснулся, посмотрел на часы было уже девять, быстро встал и подошёл к окну. Девушка с ребёнком всё ещё стояла у входа, а справа от двери было спокойно. Я вздохнул с облегчением и, вспомнив, что на улице был канун Нового года и морозит, поспешил в кухню, быстро собрав бутерброды с колбасой, налил в термос сладкий чай и выскочил наружу.
Подойдя к замёрзшей девушке, я протянул ей еду:
Не переживай, милая, сказал я, я не хочу, чтобы ты голодала.
Она приняла хлеб, улыбнулась глазами и начала жадно жевать, глотая почти не жуя. После последнего куска она, запыхавшись, поблагодарила меня:
Спасибо, теперь продержимся до семи, а потом нас заберут.
В течение дня я часто выглядывал в окно, наблюдая, как растёт мороз. К вечеру я налил в банку борщ и отправился за продуктами. Пройдя мимо девушки, я положил рядом с ней банку с едой, положил в карман мелочь и, подмигнув, поспешил в тёплый зал.
Когда я вышел из магазина, нищенка исчезла, а банка с борщом тоже. «Наверно, гдето перекусывает», подумал я и пошёл домой.
Дома я резал закуски, ставил карпа в духовку и готовил новогодний стол. Под часами, когда уже почти десять, я выглянул в окно и увидел знакомую фигуру на скамейке под фонарём, покрытую плачущими плечами.
Я бросился вниз по лестнице, надел тёплый платок и, почти запыхавшись, подойдя к попрошайке, сказал:
Мне некуда больше идти.
Она, дрожа, протянула мне маленький свёрток и прошептала:
Позаботьтесь о нём, пожалуйста.
Я увидел на её шее кулон с медвежонком и понял, что это тот самый, что я подарил Алёне. Девушка сняла верхнюю одежду и спросила, можно ли ей принять душ. Я кивнул, а сама она ушла, пока я пил валерьянку.
«Значит, она внучка, но как так?», пробежало в голове. Я положил накормленного мальчика на диван, пригласил гостью к столу и, словно по привычке, окликнул её:
Алина!
Она удивлённо посмотрела на меня и спросила, откуда я знаю её имя. Я лишь пожилой рукой махнул и сказал:
Наверное, слышал, как ты ешь.
Холодный пар скользнул по моему лбу. Я понял, что это моя собственная внучка, которую назвали так, как задали мне судьбой. Алина улыбнулась благодарно, присела за стол и начала есть.
Ну, рассказывай, Алинушка, что случилось? спросил я, глядя на неё.
Она, жуя, рассказала, как до пятнадцати лет жила с родителями, у неё был пони, но потом родители развелись, мать бросила её в детский дом. Двенадцать лет провела в приюте, потом попала в старый барак, где встретила Васькусантехника, который исчез, узнав о её беременности. Её выгнали из квартиры, и она скиталась по вокзалам, собирая милостыню. Однажды её заметил Игорь Сизый, глава «домов для бездомных», и предложил жильё в обмен на собранные деньги.
Так она жила в подвале многоэтажки, где были и другие попрошайки, и «театральные» нищие, которые надевали искусственные травмы, чтобы получать больше денег. Дни сменялись, но в последнее время её вытесняли, утверждая, что она мешает остальным.
Сегодня она сидела в полупустой тарелке, благодарила за еду и тихо прошептала:
Утром уйдём, просто нужно немного поспать.
Я помог ей лечь, укрыл её пледом и стал ждать, пока она уснёт. Пламя свечи отражалось в её лице, и я понял, что больше не отпущу её. Пока часы пробивали полночь, я налил себе стакан коньяка, отхлебнул настойку и, глядя в окно на падающие снежинки, прошептал:
Спасибо, Господи, за неожиданное счастье. Прощай, одиночество! У меня снова есть семья.
