В самый ответственный момент церемонии жених бросил невесту и подошёл к другой.
Комната была узкой, обои в мелкий цветочек облупились. В воздухе пахло старым утюгом и запахом кошек, доносившимся из коридора. Марина сидела на краю кровати, развязывала шнурки, а ноги ныли после тяжёлого рабочего дня. В клинику принесли хаски с ножевым ранениям; парни из соседней деревни сказали, что собака подралась у заброшенного дома. Марина не задавала вопросов главное, что животное спасли.
Сняв халат, она повесила его на гвоздь, отодвинула занавеску, за которой пряталась её крошечная кухонька: чайник, банка с гречкой и одна кружка с потрескавшейся кромкой. За стеной снова звучали крики соседей из третьей квартиры, но Марина уже давно научилась их игнорировать. Включила «РетроFM», заварила чай и уселась на подоконник, уставившись в желтое окно напротив. Обычный вечер, один из многих, как сотни до него.
Пыль, старый утюг и запах кошачьих лапок заполняли комнату. Радио тихо исполняло балладу о любви эпохи Перестройки. В кружке остывала гречневая каша. Марина наблюдала за окнами напротив, где, кажется, ктото тоже только что вернулся домой: снял пальто, повесил куртку, сел за стол. Такой же одинокий, как и она, лишь, вероятно, не в коммуналке.
Она провела пальцем по холодному стеклу и улыбнулась. День оказался странным: сначала раненый пёс, потомон.
К обеду в клинику вошёл мужчина с окровавленной собакой в руках. Он выглядел собранно, без шапки, в лёгком пальто, очки слегка запотели. В очереди толпилась публика, кто нервничал, кто ругался. Марина заметила его, но не изза внешности он не паниковал.
У вас работает хирург? спросил он, глядя прямо в неё. Она ещё жива.
Она кивнула и повела его в операционную. Перчатки, скальпель, кровь. Он держал пса за уши, а она зашивала рану. Мужчина не задрожал ни разу. После операции он вышел в коридор, где собака лежала под капельницей.
Артём, протянул он руку.
Марина, ответила она.
Вы спасли её.
Мы, поправила Марина.
Он слегка улыбнулся, глаза смягчились.
У вас руки не дрожали.
Привычка, пожала она плечами.
Он задержался у двери, хотел чтото добавить, но передумал, передал бумажку с номером «на всякий случай». Марина положила её в карман и забыла до вечера.
Вечером она достала листок, лежащий рядом с ключами. Номер был напечатан синим чернилами: Артём. Она ещё не знала, что это начало чегото большего, но внутри зажглось странное тепло, сначала как горячий чай, потом как весна.
Номер так и не записала он лежал на краю стола, почти спрятался среди прочих бумажек, пока она мыла посуду. Марина взглянула на него и подумала: «Если бы позвонил» Затем: «Нет, такие обычно не звонят».
Утром она опоздала на работу всего на десять минут, а в приёмной уже сидела раздражённая бабка с мопсом и мальчишка в капюшоне. Обычная смена: травмы, блохи, укусы, лишаи. К обеду её спина уже не болела.
В три часа вернулся Артём, но уже без собаки, с двумя чашками кофе и пакетом печенья. Стоял у двери, слегка смущённо улыбаясь.
Можно? спросил он.
Марина вытерла руки о халат и кивнула.
У тебя теперь нет повода
Есть. Спасибо, что сказал. И пригласил прогуляться после работы, если ты не слишком устала.
Он не давил, не торопил, просто предложил выбор. Это облегчило её.
Они пошли до остановки, затем в парк. Он шёл рядом, рассказывал, как нашёл пса, почему выбрал их клинику, где живёт. Пальто было явно недешёвым, а часы не из бюджетной серии.
Чем ты занимаешься? спросила Марина, когда они дошли до пруда.
В ИТ, ответил он, усмехнувшись. Скучно, честно. Коды, системы, проекторы, голограммы Он покачал головой. Мне бы, как у тебя, чтото реальное, грязное, живое.
Марина впервые за день рассмеялась. Он не поцеловал её на прощание, лишь лёгко сжал ладонь.
Через два дня он пришёл снова, уже с поводком: пса выписали. С этого всё и началось.
В первые две недели он появлялся почти каждый день: приносил кофе, забирал собаку, говорил: «Скучал». Марина сначала держалась на расстоянии, отвечала формально, смеялась громко, но потом перестала. Он стал частью её жизни, как дополнительная смена, но тёплая, как плед в холодный вечер.
Комната стала чище, она перестала пропускать завтраки. Однажды старшая соседка сказала: «Ты, Марина, стала выглядеть свежее», и улыбнулась без ядовитости.
В один вечер, когда Марина собиралась домой, он ждал у входа в тёмной куртке, с термосом.
Украл тебя надолго, сказал он.
Я устала, ответила она.
Тем более, он кивнул.
Он повёл её к машине, внутри пахло цитрусом и корицей.
Куда едем?
Ты любишь звёзды?
Что значит?
Настоящее ночное небо, без фонарей и городского смога.
По дороге около сорока минут они выехали за город, где дорога была чёрной, как тушь, лишь свет фар выделял обочину. На поле стояла старая пожарная вышка. Он первым поднялся, затем помог Марине. На вершине холодно, но тихо; над головой раскинулось звёздное небо, Млечный путь, редкие самолёты, медленные облака.
Он разлил чай из термоса без сахара, как она любит.
Я не романтик, сказал он, но думаю, что тебе, кто каждый день окружён болью и криками, нужен отдых.
Марина молчала, внутри ощущала, будто старая трещина в кости начала срастаться.
А если я боюсь? спросила она.
Я тоже, ответил он.
Она посмотрела на него и впервые без сомнений подумала: «А может, не всё зря».
За месяц он не водил её в рестораны, не дарил кольца, просто был рядом: возил на рынок, ждал после смен, помогал носить корм. Однажды даже посидел у входа, пока она ассистировала на операции. Он спросил: «Если бы ты не была ветеринаром, кем бы хотела стать?», и слушал, будто ответ был важен.
Марина всё ещё жила в своей комнате, стирала вручную, вставала в 6:40, но в квартире появились его свитер на вешалке, ключ на общем крючке, кофе на плите тот самый, который она никогда не покупала. Она научилась оборачиваться на каждый шорох в подъезде с лёгкой надеждой, что может быть, это он.
Однажды в клинике отключили отопление. Марина привыкла мерзнуть, но Артём пришёл в обеденный перерыв с компактным обогревателем.
У вас тут холодильник какойто, сказал он, ставя прибор у стены. Не хочу, чтобы ты заболела.
Я не из хрупких, ответила она, но всё же включила обогреватель.
Он остался у двери, будто не хотел уходить.
Слушай, неожиданно сказал он, рядом с тобой както особенно спокойно, почти слишком. Это странно?
Ничего странного, пожала она плечами. Я просто такая.
Он улыбнулся, подошёл ближе и обнял её без страсти, без напора, так, как обнимают тех, кому полностью доверяют. Марина прижалась к нему, положив голову на его грудь, и поняла: он человек, которому можно доверять, как собаке, которая лежит рядом не изза приучения, а изза чувства безопасности.
С того вечера он стал задерживаться дольше, иногда ночевал, иногда утром варил кофе, пока Марина зевала над чашкой, ворчая, что опаздывает. Она пыталась сохранять отстранённость, но уже не могла он стал частью её жизни, почти изнутри.
Однажды, собираясь уйти, он сказал:
Ты единственная, кому я могу доверять.
Марина кивнула, глаза её наполнились тихой радостью.
На следующий день пришло сообщение:
«В пятницу у мамы ужин. Хочу, чтобы ты пришла. Никакой помпы, просто познакомимся».
Она долго смотрела на экран, потом коротко ответила: «Хорошо».
В пятницу она надела серое платье, оставшееся со старых курсов, поправила тушь, собрала волосы. Подругаассистентка принесла бусы:
Надень, они добавят интеллигентности, сказала она.
Марина улыбнулась: «Постараюсь не запутаться в приборах».
Дом у входа был из стекла и камня, ворота открывал швейцар, будто встречал важную личность. Машина Артёма уже стояла у крыльца. Он вышел, обнял её слегка, но в объятии было чтото обыденное, как будто он волновался, но скрывал это. Взял за руку и повёл внутрь.
Пахло лавандой и резким ароматом духов. Стены украшали абстрактные картины, потолочные светильники были тонкими, как иглы, пол блестел как зеркало. Инга Сергеевна появилась, словно сошедшая с портрета: высокая, с осанкой, в тёмносинем платье, с улыбкой, не достигающей глаз.
Здравствуйте, Марина, сказала она. Артём рассказывал о вас. Проходите.
Марина пожала руку.
Добрый вечер, спасибо за приглашение.
Пожалуйста, всегда приятно видеть тех, кто влияет на выбор сына.
За столом было три блюда, пять наборов столовых приборов, один официант. Марина чувствовала себя как случайная мебель в музее красивая, но лишняя. Артём пытался вести разговор о фильмах, отдыхе, собаке, но Инга переводила тему на искусство, галереи, «новую коллекцию Элеоноры».
Марина кивала, пыталась быть вежливой, но внутри росло чувство временности, как будто она часть декораций.
Когда Инга встала и бросила:
Артём склонен к импульсивным решениям. Это пройдёт,
Марина впервые посмотрела ей в глаза:
Я не проходящая, я реальная. Хотите верьте.
Женщина лишь приподняла бровь:
Посмотрим.
После ужина Артём отвёз её домой. В машине царило плотное молчание, настолько густое, что даже дышать стало трудно. У подъезда он взял её за руку:
Прости.
За что?
Всё больше про них, чем про тебя.
Марина кивнула:
Я про себя. Не тревожься.
Он поцеловал её в лоб, осторожно, почти как прощание.
Вернувшись в комнату, она сняла бусы и положила их на стол, и вдруг поняла: в этом доме ей не место, даже если он рядом.
Прошло две недели после ужина у мамы. Артём стал приезжать позже, ссылаясь на работу, проекты, «сломанное в системе». Он не отдалялся, но колебался, как стоящий на развилке, не решающий, куда идти. Марина старалась не думать об этом. Любовь, как говорила, преодолеет всё, ведь и она не идеальна, и галереи не спасут её.
В один день он пришёл с букетом, шампанским и серебряной коробкой.
Я тебя люблю, сказал, ставя одно колено на пол. Плевать на всех. Хочу, чтобы ты стала моей женой.
Марина рассмеялась сквозь слёзы, обняла его и спросила:
Ты уверен?
Да, в тебя уверенность.
Свадьбу решили провести быстро, без лишней мишуры, в лофте с музыкой и фуршетом. Платье одолжила коллега простое, с кружевным лифом, немного великоватое, но «как будто твоё». Подругу не позвала, лишь тётя Галю, которая её воспитывала.
Тётя сказала:
Марина, давление скачет, прости, не до свадеб.
В день свадьбы Марина проснулась в пять утра, прогладила платье утюжком, накрасилась перед маленьким зеркальцем, выпила кофе, глядя в окно. Сердце билось, но не от счастья, а от предчувствия, как перед прыжком в воду, когда воздух становился густым.
Подъехав к залу, ей открыли дверь. Всё было, как в кино: белые ленты, живая музыка, мимозы на столах, фотографы щелкали, официанты разливали шампанское. В глубине зала арка с цветами, под ней Артём в светлом костюме, улыбающийся.
Он посмотрел на неё и пошёл. Не к ней, а к девушке, вошедшей с мужчиной в дорогом костюме, высокой, ухоженной, в платье цвета шампанского.
Элеонора, сказал он. Ты моя невеста, моя любовь.
Марина осталась стоять под аркой, платье не вписывалось в реальность, плечи покрылись льдом. Он обернулся:
Простите, ошиблись залом.
И рассмеялся. За его спиной хлопали в ладоши, ктото крикнул:
Браво!
Марина не двигалась, лишь смотрела, как он обнимает Элеонору, как Инга целует её в щёку, как гости снимают всё на телефоны. Это был спектакль, а она случайный персонаж.
Она развернулась, платье зацепилось за край порога, туфли предательски стучали по лестнице. Ктото из охраны чтото сказал, но она не услышала. Шум крови заглушил всё.
Сначала был шум, потом оглушающая тишина, в которой слышен каждый собственный шаг. Марина бросилась наружу, туфли скользили, платье путалось. Выбежав из зала, она шла, будто её там и не было. Улица встретила весенней хмуростью, асфальт блестел после дождя. На углу стояла женщина в каблуках, подростки курили под козырьком, никто не обернулся.
Она шла дальше, через переулки, дворы, мимо витрин и помоек, люди смотрели с любопытством: не каждый день видишь невестуИ в этом одиночестве она обрела истинную свободу и понялa, что счастье начинается с принятия самого себя.
