Завтра ехать к будущей тёще. Замужние подруги, успокаивая меня, чуть до смерти не запугали:
Помни, держись гордо, тебя же не в мусорке нашли
Не дай себе сесть на шею, сразу всё расставь, как в календаре.
Знай, хороших тёщ не бывает
Это ты их осчастливила, а не они тебя
Ночью я без сна, к утру выглядела «краше, чем на ярмарке». На платформе встретились мы, а потом в электричку. Два часа пути.
Электричка врезалась в небольшой поселок, после которого бесконечный бор. Воздух холодный, пахнет ёлкой и мандаринами, снег искрится под солнцем, хрустит под ногами, сосны шепчут свои тайны. Я начала замёрзать, но на счастье появился маленький деревенский дворик.
Там стояла крохотная, сухая старушка в залатанной телогрейке, подшитых валенках и дырявом, но чистом платке. Если бы она меня не окликнула, я бы прошла мимо:
Аграфенька, девочка, я Устинья Афанасьевна, мать Васьки. Будем знакомы. Стянув с морщинистой ладони меховую варежку, она протянула руку. Крепкое, цепкое рукопожатие, взгляды сквозь платок, как стрелы. По сугробам мы шли к избушке, сложенной из обугленных брёвен. Внутри тепло от раскалённой печи.
Чудеса! Восемьдесят километров от Челябинска средневековый мир. Вода из колодца, туалет дырка на улице, радио лишь в некоторых домах, полумрак в избушке.
Мама, зажжём свет, предложил Сева. Мать посмотрела неодобрительно:
Не вставай при свете, а то ложку в рот не поймаешь? её взгляд упал на меня, конечно, сынок, конечно, я сама собиралась и закрутилась, она повернула лампочку над столом. Тусклый свет окутал метр вокруг. Голодны? Сварила лапшу, приходите к нашему печу, хлебайте горячее.
Мы сели, переглядывались, а она шептала: слова круглые, ласковые, взгляд насторожённый, острый. Чувствовалось, будто мою душу ктото изучает. Глазами встречаемся, она хлопочет: то хлеб порежет, то дров в печь подкинет и бормочет: Чайник поставлю, чайничек с крышечкой, крышечка с шишкой, шишка с дыркой, из дырки пар. Чай ягодный, малиновый, вмиг прогреет, болезнь прогонит. Хвори нет и не будет. Приглашайте, дорогие гости, свои, непокупные…
Меня охватило ощущение, будто я в кинофильме про Петровскую эпоху. Вскоре появился режиссёр и сказал: Съёмка окончена. Всем спасибо.
Тепло, еда, чай с вареньем согрели меня, хотелось прилечь, но всё не так просто:
Дети, бегите в кулинарию, купите пару килограммов муки за пять рублей. Надо пирожков напечь, вечером Варвара и Гриша с семьями приедут, Людмила из Челябинска заглянет, будет знакомство с будущей невесткой. А я пока капусту пожарю для начинки, пюре сварю.
Пока мы одевались, Устинья Афанасьевна выкатила изпод кровати кочан капусты, нарезала и произнесла:
Пошёл кочан на стрижку, обстригся в кочерыжку.
По деревне шли, все останавливались, здороваются, мужчины снимают шапки, кланяются, взглядом следят.
Кулинария находилась в соседнем посёлке. Туда и обратно через лес. Ёлочки, пни в снежных шапках. Солнце играло на ледяных валунах, когда шли туда, а обратно светило желтоватым светом. Зимний день короток.
Вернулись в избушку, Устинья Афанасьевна сказала:
Стряпай, Аграфенька. Я в огороде снег потопчу, чтобы мыши не грызли кору. Сашу с собой возьму, снег под дерево бросать.
Тесто тонна, знала бы, что мне стряпать, не покупала бы так много, а Устинья Афанасьевна подначивает: Как ни велика работа, начнёшь делать закончишь. Начало тяжкое, конец сладок.
Осталась я одна с тестом, не умею, но стряпать надо. Один пирожок круглый, другой длинный; один размером в ладонь, другой в кулак. В одном начинки много, в другом почти нет. Один коричневый, другой светлый. Ох, намучилась! Позже Сева раскрыл тайну: мать устроила экзамен, подхожу ли я к драгоценному сыну в жёны.
Гостей пришло как из рога изобилия. Все светловолосые, синеглазые, улыбаются. Я прячусь за Севой, стесняюсь.
Круглый стол в середине комнаты, меня ставят на почётное место на кровать с детьми. Кровать как панцирь, колени выше головы, дети прыгают, у меня чуть морская болезнь не началась. Сева принёс ящик, покрытый одеялом. Я сижу как королева на троне, всем на обозрение.
Я ни капусту, ни жареный лук не ем, а с каждым смеюсь, за ушами трещит!
Стемнело. У будущей тёщи узкая кровать у печки, остальные в зале. «В избушке тесно, да лучше вместе». Меня посадили на кровать гостевое место. Специально для меня из резного комода, сделанного ещё отцом Севы, достали простыню, ложиться страшно. Устинья Афанасьевна стелет и говорит:
Ходи, изба, ходи, печь, а хозяйке негде лечь! Будущие родственники улеглись на пол, на старые скамьи, которые спустали с чердака.
Хочу в туалет. Вырвалась из панцирного плена, ногой пол щупаю, чтобы никому не наступить. До сеней добралась благополучно. Там темно. Какаято хвостатая тварь терлась о ноги. Я перепугалась, думала, что это крыса, и крикнула. Все рассмеялись: Это котёнок, днём бродил, к ночи домой пришёл.
В туалет пошла с Севой, двери нет, перегородка. Сева стоит спиной ко мне, светит спичкой, чтобы не упасть в нужник.
Вернулась, упала в кровать и уснула: воздух свежий, ни звука машин только деревенская тишина.
