Страшная правда открылась совершенно случайно. У моей младшей четырёхлетней сестрёнки, Светки, обнаружили пупочную грыжу. Врачи настаивали медлить нельзя. Чем скорее прооперируют, тем лучше. Но Светка без отца наотрез отказывалась ехать в больницу. Дождались, пока он вернётся из рейса, и он проводил её прямо до операционной.
Папочка, ты меня здесь будешь ждать? рыдала сестрёнка.
Куда я денусь, родная? Конечно буду. Ты же у меня храбрая, чего плачешь?
Я не плачу! Я просто вздыхаю!
И её увезли. Операция была несложная, плановая. Но родителей попросили сдать кровь таковы были правила больницы.
Но у неё группа, наверное, только с одним из нас совпадает, заметил отец. Может, сначала анализы возьмёте? Чтобы зря не сдавали.
Лишней крови не бывает! строго ответил врач.
Родители сдали кровь. Мама побледнела, казалось, вот-вот упадёт в обморок. Потом не могла усидеть на месте то в процедурную сбегает, то с медсестрой заговорит. Когда Светку вывезли из операционной, отец, как и обещал, пошёл её встречать. Весь выходной провёл с ней. Мама немного успокоилась, провела дочку и повезла меня домой, хоть я и сопротивлялся.
Я тоже могу с ней посидеть, упрямо твердил я.
Мне тогда уже стукнуло одиннадцать. Светку, мою белокурую сестрёнку, я любил больше всех на свете. Наверное, даже больше родителей. Да и как её было не любить? Ангел. Настоящий светлый ангел.
Представьте себе маленький районный городок с районной же больницей. Да, новой, хорошо оборудованной даже свой банк крови был, ну и ладно. Но посёлок городского типа он и есть ПГТ. Прошло три дня Светка уже была дома, отец собирался в рейс. Пошёл за сигаретами, а вернулся мрачнее тучи.
Папочка! закричала Светка из детской (ей ещё прописали постельный режим). Ты принёс мне мармеладки?
Отец оставил пакет в коридоре, велел мне идти к сестре, а маму взял за локоть и увёл на кухню.
Ваня Ваня, ты чего?
Там состоялся разговор, о котором я узнал лишь годы спустя тогда мы со Светкой ничего не понимали. Она была ещё мала, а я слушался отца. В детскую так в детскую. Светка захныкала, требуя папу и сладости, я предложил почитать. Слава богу, согласилась.
На кухне Ваня, с бешеными глазами, подступил к Гале так близко, что она прижалась к стене. Отступать было некуда.
Это правда? Что Светка не моя?
Что?! Вань, ты в себе? О чём ты говоришь?
Я тебе скажу, о чём! У меня вторая положительная, у тебя первая. А у неё он резко мотнул головой в сторону двери. Третья отрицательная. Если напутали можно пересдать.
Галя оттолкнула его, подошла к столу, села. Уронила голову на руки и простонала:
Сволочи Я же просила! Чего им всем надо? Завидуют, Ваня, нашей жизни. Всё у нас есть. И дети хорошие.
Просила Ну понятно.
Он вышел, оставив Галю рыдать. Всего один раз оступилась от тоски с каким-то инженером в командировке. Муж вечно в рейсах, в рейсах. В кино про дальнобойщиков романтика. А в жизни холод и пустота. Галя решила, что надо что-то делать! Ведь он-то, наверное, тоже не святой. Столько дней в дороге Она вскочила, бросилась за ним, но его уже и след простыл. На столе одиноко лежала пачка мармелада.
После рейса отец поговорил со мной начистоту. Предложил уйти с ним.
Пап, а как же Светка? Мама? Ты не можешь остаться?
Меня будто придавило каменной глыбой. Глыбы состоят из пород я видел в учебнике. И та, что легла мне на плечи, тоже была разной. Там был страх потерять отца. Страх перед выбором. Выходило, кого-то я всё равно терял. Посчитав в уме, решил остаться. Светка плюс мама больше, чем один папа. Хотя одна сестра могла перевесить всех.
Отец встречался со мной. Про Светку будто забыл. Я не понимал, но знал: если бы он мог объяснить объяснил бы. Сестра сначала тосковала, плакала смотреть на неё было больно. Потом спрашивала об отце всё реже. Замкнулась, играла в своей комнате. Я не понимал, за что на её голову свалилась эта беда, но догадывался. А что до мамы
Мама тронулась умом. Стала тащить в дом хлам с помойки. Сначала что-то полезное, потом всё подряд. На нас ей стало наплевать. Сидела среди своего «богатства», что-то шептала, перебирала. Как молодая красивая женщина за год превратилась в это я не понимал. Но отцу не говорил. Обо мне, иногда о Светке, заботилась соседка. С едой я справлялся алименты от отца помогали. Но с запахом, пропитавшим квартиру В школе надо мной смеялись, но я не лез в драки.
Тётя Надя, научите гладить? постучался я к соседке.
Да тебе бы сначала постирать, Генка морщилась она.
Бесполезно. Я стирал. Но завтра к отцу, надо выглядеть нормально
Так он что ахнула соседка. Не знает про Галю?
Я ему не скажу. Он ушёл значит, не его дело.
Она впустила меня, потом подумала и велела:
Светку тоже веди. Приведу вас в порядок. Да и вещи несите переодеваться у меня. Чем могу
Так и сделали. Теперь я хотя бы не вонял, как бомж. Но добрая тётя Надя на этом не остановилась. Пошла к отцу и пристыдила его. Он встретил меня после школы.
Ты почему молчал?
А что? Ты бы вернулся?
Нет. Но ты можешь жить со мной.
А Светка?
Отец молчал. Я покачал головой и пошёл домой.
Постой! Светка может жить у бабушки.
У бабушки новый муж. Ей не до нас.
Понятно, в кого начал отец и замолчал.
Он попытался поговорить с бывшей тёщей.
Ваня, ты с ума сошёл? Мне маленькие дети зачем? У меня, можно сказать, вторая молодость.
Но Светка твоя внучка!
Жаль.
Что?! опешил отец.
Жаль, что материнство видно, а отцовство нет. Будь у меня сын, а у него дети так поди знай, мои ли внуки. А тут точно моя. Да только мне своя жизнь важнее.
Да Надо было раньше на тебя посмотреть, прежде чем на Гале жениться.
Однажды утром я проснулся мамы не было. Вся её помойка осталась на месте лишь нашу со Светкой комнату она не завалила хламом. Я открыл форточку, морозный воздух немного разогнал смрад. Накормил Светку, кое-как перекусил сам. Привёл сестру к соседке:
Матери нет, а мне в школу.
Как нет? удивилась Надя. Мороз же! Где она?
Моя безумная мать нашла свой конец на дальней свалке. Почему она замёрзла вместо того, чтобы идти домой никто не знал. Надя сказала, что теперь за нами придут из опеки. И пришли. Пришли в тот же день. Светку забрали первой запеленали в плед, не дали даже собрать любимую куклу. Я стоял в дверях, смотрел, как её увозят, а потом молча сел на ступеньки. Через час приехали за мной. В приёмной семье говорили мало, кормили скупо, но чистоту соблюдали. Сестру я больше не видел. Иногда, спустя годы, ловил себя на том, что присматриваюсь к белокурым девочкам вдруг узнаю в глазах её свет. Так и живу с пустотой, которую не заполнить.
