Я думал, ты приличная, а живёшь в такой нищете, прошептал жених и исчез, оставив меня за пять минут до встречи с родителями.
Аглая, посмотри, какая прелесть! воскликнула Ольга Петровна, держась за яркую скатерть, усыпанную невесомыми маками, будто их нарисовали в облаках. На наш скромный столик как раз! Праздник будет, а не серый будничный обед.
Дочь её, Аглая, медсестра в детской поликлинике, двадцать семь лет, устало улыбнулась.
Мам, это же клеенчатая. Она так кричит Давай лучше простую льняную, белую или бежевую.
Льняную! воскликнула мать, размахивая руками. Ты видела цены на твой лёгкий лён? А эту я нашла на рынке со скидкой. Практично, красиво и недорого! Протри тряпочкой и чистота!
Какая же это «красота», мам? бросила она. Это просто безвкусие.
Ох, Аглая, счастье не в скатерти, вздохнула Ольга Петровна, но всё же прятала клеенку за прилавком. Если бы мы были здоровы, дом был бы мирным. Ладно, идём, а то ноги уже стучат.
Мы шли по шумному базару, а я наблюдала за мамой крохотную сухощавую женщина в старом, но выглаженном пальто. Как она устала от бесконечной «экономии», от слов «дешево» и «практично». Она трудилась на полторы ставки, ночные дежурства, чтобы мы с мамой могли держать баланс в крошечной двухкомнатной квартире на окраине Москвы. Она не жаловалась, лишь тайно мечтала. Мечтала о дне, когда сможет купить маме не только дорогие лекарства, но и красивую льняную скатерть просто так, без повода.
Своего будущего «принца», Ивана, я встретила в маленьком кафе после тяжёлого дежурства, когда захотела выпить чашку крепкого кофе. За соседним столиком сидел высокий, элегантно одетый мужчина, на запястье блестящие часы, улыбка как рассвет над Волгой. Он подошёл ко мне.
Девушка, простите за настойчивость, но в ваших глазах печаль. Позвольте угощением кусочек торта? Немного сладкого, кажется, поможет.
Он был галантен, говорил комплименты, но не вульгарные, а тонкие, точные. Сразу понял, что я медсестра. У вас руки добрые, сказал он. Сейчас это редкость.
Он работал в крупной строительной компании, занимал хорошую должность, возил меня на блестящей иностранной машине в рестораны, где я никогда не бывала. Подарил цветы, цена которых была половиной моей зарплаты. Рассказывал о поездках, о планах, я слушала, затаив дыхание, будто попала в сказку.
Он говорил, что устал от хищных, раскрашенных кукольных фигур, жаждущих его кошелька. В мне, в Аглае, он нашёл то, чего искал давно чистоту, искренность, порядочность.
Ты настоящая, шёпнул он, целуя мои руки. Неискажённая. Я думал, таких уже нет.
Меня слегка смущало, что он ни разу не пытался зайти к нам домой. Мы встречались в центре, он подбирал меня у автобусной остановки у моего дома.
Не хочу тебя тревожить, да и поздно, маму разбудить, говорил он.
Я даже радовалась. Стыдно было за наш облупившийся подъезд, за скромную обстановку в квартире. Хотелась, чтобы он видел во мне принцессу, а не бедную девочку в запачканных штанах.
Через полгода он сделал мне предложение. Это было, как в полудрёме. Вечер, дорогой ресторан, свечи. Он встал на одно колено, протянул бархатную коробочку с мерцающим камнем.
Аглая, стань моей женой. Хочу просыпаться с тобой каждое утро, хочу, чтобы ты вела дом.
Я согласилась, плакала от радости, прижимая коробочку к груди. Сказка продолжалась.
Мы решили, что сначала он встретится с мамой, а потом вместе пойдём к его родителям. День знакомства назначили на субботу. Мы с Ольгой Петровной готовились, как к главному событию в жизни. Три дня мы убирали крошечную квартиру. Мама достала из шкафа старый сервиз, хранивший «для особого случая». Я на последние деньги купила ту самую льняную скатерть белую, крахмальную.
Мамочка, как красиво! воскликнула я, накрывая стол. Как в ресторане!
Главное, чтобы жених оценил, вздохнула Ольга Петровна, ставя в духовку яблочный пирог. Волнуюсь, он у тебя такой солидный. А мы простые.
Мама, он меня любит! А не нашу крутую квартиру! Он полюбил меня за то, какая я есть!
Иван должен был приехать к пяти. Без четверти пять я уже стояла у окна, высматривая его машину. В лучшем платье, поправляя волосы, я нервничала.
Идёт! крикнула я, увидев знакомый серебристый автомобиль, медленно въезжающий в наш двор.
Я бросилась к лестничной площадке, сердце билось, будто готово выпрыгнуть. Он вышел в элегантном костюме, с огромным букетом красных роз, словно герой из зарубежного фильма.
Увидев меня, он улыбнулся ослепительной улыбкой и направился к подъезду. И тут я впервые заметила, как меняется его лицо: улыбка сползла, уступив брезгливой гримасе. Он вошёл в наш темный, пахнущий сыростью и кошками коридор, взглянув на облупившуюся штукатурку, тусклую лампу, исписанные двери лифта.
С каждой ступенькой он становился всё мрачнее. Я стояла у открытой двери своей квартиры на третьем этаже, а радостное волнение сменилось леденящим ужасом. Он посмотрел на старую дверь соседки, покрытую дерматином, на трещину в стене.
Он подошёл, остановился в метре от меня. Не посмотрел на меня, на платье, на глаза. Взглянул в нашу скромную, но чистую прихожую, увидел старую вешалку, вытертый коврик у порога. Его взгляд был холоден, как лед.
Иван, входи, мы тебя ждём! прошептала я, пытаясь улыбнуться.
Он посмотрел на меня, как на уличную грязь, прилипшую к дорогому ботинку.
Здесь ты живёшь? спросил он тихо, но в голосе прозвучало презрение, от которого я содрогнулась.
Да здесь
Он горько ухмыльнулся, посмотрел на блестящий костюм, на дорогие туфли, затем снова на обшарпанный коридор.
Понятно.
Он протянул мне букет, будто отдал ненужный предмет.
Я думал, ты приличная, а ты живёшь в такой нищете.
Сказал это спокойно, как факт, и пошёл вниз по лестнице, не оглядываясь.
Я стояла, сжимая роскошный букет, не в силах пошевелиться. Слышала его шаги, хлопок двери, звук стартующего двигателя. И тишина.
Из кухни вышла мама, вытирая руки передником.
Ну что, Аглая? Где жених? Пирог уже готов
Я увидела своё лицо, белое как стена, в руках розы, и всё поняла. Она тихо подошла, отняла цветы, взяла меня за холодную руку и увела в комнату.
Садись, доченька.
Я села на диван, не плакала, но внутри была огромная черная дыра.
Он ушёл, мама.
Вижу, тихо сказала Ольга Петровна, обняв меня за плечи. Он сказал, что я что мы нищие.
Мать крепче прижала меня к себе.
Дурочка моя. Какое же счастье, Аглая.
Какое счастье? прошептала я. Он меня бросил. Он меня унизил.
Счастье, что это случилось сейчас, а не через десять лет, твердо сказала мама. Счастье, что Господь отнял у тебя этого человека. Не человека, а шелуху в красивой обертке. Ты думала, он тебя любил? Он умеет лишь потреблять. Он не видел тебя, а лишь образ, который создал в голове: чистую, бедную девочку, которую принц должен был облагодетельствовать. Когда увидел, что бедность не картинка из сказки, а облупившийся подъезд и вытертый коврик, он убежал. И слава Богу. Мусор сам себя вывел.
Она гладила мои волосы, как в детстве, говорила простыми, мудрыми словами о том, что богатство не в деньгах, о том, что порядочность не измеряется ценой костюма, о том, что настоящая любовь не боится ни бедности, ни обшарпанных стен.
Поплачь, доченька, поплачь. Слезами горе уходит. А потом встанешь, умоешься и будешь жить дальше. И найдёшь своего человека, настоящего, который полюбит твою душу, а не образ. Ей будет всё равно, льняная у тебя скатерть или клеенчатая. Главное ты рядом.
Я заплакала, долго, горько, уткнувшись в мамино плечо. Я плакала не о нём, а о разбитой сказке, о своей наивной вере в чудо.
Когда слёзы иссякли, я встала, подошла к столу, накрытому к празднику, который не состоялся. Прикоснулась к льняной скатерти.
Пирог, наверное, уже остыл, сказала я.
Ничего, улыбнулась мама. Поставим чайник, сядем вдвоём. Сегодня наш праздник праздник освобождения.
Мы сели пить чай с яблочным пирогом за столом, покрытым белой льняной скатертью. И тот вечер стал самым вкусным, самым душевным в моей жизни.
