30апреля, воскресенье.
Боже милый, мне уже тридцать восемь, живу одна в своей однокомнатной квартире на улице Сокольнический вал, а дача в Подмосковье, около Талдомского леса. Всё, что у меня есть, досталось собственным трудом: квартира, баня, небольшой огород. Родители помогали, чем могли; я их самая младшая, пятая ребёнок. Две подруги, с детства со мной, теперь замужем, встречи редки, но сердца их всё ещё рядом.
Меня раздражает, когда их мужья «под градусом» пытаются подшутить, будто это скрасит моё одиночество, и при этом скрывают всё от жён. Пришлось им в очереди втискивать в ухо, что их супруги для меня не мужчины. Слава Богу, они меня поняли.
Я сидела, глядя в окно, и видела за стеклом толпы счастливых и тех же одиноких, что я. Повернулась к иконичному образу и прошептала:
Никогда ничего не просила, а теперь с покорностью прошу: дай мне то, что людям не дано. Усталость от одиночества съедает. Пошли мне хотя бы животное, или бездомного ребёнка, может, сироту. Я трусишка, неуверенна в себе. Все считают меня угрюмой и странной, а я лишь нерешительна и боюсь, что меня осмеют. Отец учил меня стыдиться, и я живу, как будто ни свечка Богу, ни кочерга бесовская. Помоги, наставь меня на путь истинный. Аминь.
Раннее весеннее утро. Соседний дом в крохотных окнах светился. Склонилась к маленькой иконе, и на щеках появились следы неслыханных слёз. Вытерла их ладонью, схватила две тяжёлые сумки: продукты, краску для забора, мелкий хозтовар, и вышла из квартиры.
Дача моя отрада. Там не так одиноко: работа, беседы с соседками о будущих посевах. Сумки тянут руки к земле, но я живу недалеко от остановки «Талдом1». На станции никого, я стою час. Проезжает один дачный «Павелец», потом ещё один, всё тесно. Если проедет третий, я вернусь домой значит, сегодня не судьба появиться на даче. При таком наплыве вернуться вечером невозможно, а утром снова в путь.
Чудо: полный маршрутный автобус резко остановился, выпихнул из своего салона пьяного мужика, который начал скандалить, и любезно пригласил меня зайти. Я выдохнула, втиснулась, двери закрылись, сжав меня, как гармошку. Кислород подмигнул, запахи смешались чуть не упала в клиническую смерть.
Через сорок пять минут я уже стояла на своей родной даче. К пятнадцати часам сзади копчёный окорок, спереди «Белоснежка», к восемнадцати будто живой труп. Вернулась домой, полусогнутыми ногами, спина согнулась, руки ниже колен, взгляд потухший, но всё равно чудо в душе! Подмигнула отражению в зеркале, быстро приняла душ и полежала перед телевизором, отдохнуть часок.
Уснула в полёте, едва коснувшись подушки. Проснулась ночью, телевизор показывал какойто фильм, выключила, завела будильник, сняла халат и легла спать. Сон не шел. Через минуту встала, приготовила себе обед на работу.
Отработав два дня, снова отправилась по знакомому маршруту на дачу. Зайдя в дачный домик, ахнула: чайник горячий, моя любимая чашка стоит с сахаром и пакетиком чая. Потрогала её, покачала головой, вышла на улицу и увидела покрашенный забор. Краска зелёная, свежая. Не могла понять, кто так сделал.
Вопрос возник сам: может, мама заглянула? Потрогала штакетник на нём след зелёной краски. Но мама в Москве, а краска только что нанесена. На соседней даче мелькнула шаль бабушки Кати. Я подошла к забору и крикнула:
Баба Катя!
Из соседнего садика донёсся голос:
Это ты, Алёна? Подожди, сейчас выйду. Чёрт побери, эти молодёжи! Всё оставляют в беспорядке.
Бабуля, заслуженный строитель советского периода, ворча, вытирает руки о старый фартук и выходит на крыльцо.
Привет, дочурка. Что так рано? Вчера была выходной? Смотрю, забор подновила.
Доброе утро. Вчера работала, а ты не видела, кто покрасил мой забор?
Нет, я сегодня ночевала тут, никого не было. Может, твоя мама приезжала? Но она никогда не заходит без приглашения.
Не знаю. Забор покрашен, чайник горяч, чашка с заваркой стоит.
Подожди, посмотрим вместе.
Мы прошли к калитке, пробираясь сквозь грядки, в доме ощущалось отсутствие мужской руки. Баба Катя проверила, что хлеб в мешочке исчез, и пошутила, что у меня домовой появился.
Позвони маме, может, она поможет, сказала она.
Я достала телефон, набрала мамин номер. Долгий гудок, затем раздался её голос:
Что так рано, дочь? Что случилось?
Привет, мама. На даче всё в порядке. Ты вчера была?
Нет, не договаривались. Что случилось? Обокрали?
Нет, просто ктото покрасил забор.
Да будет им здоровье, что помогли пососедски. Скажи спасибо, а я сейчас к отцу на рынок схожу за керосином.
Пока, мамка, отцу привет передай.
Сменилась на ноге, баба Катя нетерпеливо спросила:
Ну и что дальше?
Может, дед Матвей? Я краску несла, он обещал помочь. Пойду, благодарю.
Иди, дочка, приходи, пообедаем. Я щи сварила на кости, как надо.
Я обошла всех соседей, но никого не увидела, никого не слышала. Пошли слухи о домовых и барабулах. За два дня на фазенде ничего нового не случилось. Я оставила на столе полбулки хлеба, пару банок рыбы, банку тушёнки и записку «спасибо».
В следующие выходные я летела на дачу, будто на крыльях надежды. Чудо не заставило ждать: в домике повесили две полки, всё убрано, даже полы помыты. Соседки ничего не видели.
Я стала охотиться за тайным помощником, брала отгулы, чтобы следить. Ничего! Грядки политы, ягоды в банках, стол со свежими цветами, дом чист. В холодильнике стояли супы и салаты из собственного урожая. Что мне ещё делать?
В конце лета я уже смело говорила невидимому хозяину, что в следующем году заберу его к себе, а зимой не оставлю его одиноким. Соседки завидовали:
Смотри, как она с нечистью разговаривает! Знает, что одной бабе тяжко.
Я даже к гадалке ходила, ставила блюдце с молоком, которое кот соседской Клавы пил. Осень пришла, урожай собран. По совету соседей в последний приезд села на крыльцо, поставила перед собой старый мужской башмак, одолженный у деда Матвея, и произнесла:
Хозяюшка, поехали в новое место. Жить будешь в квартире, однокомнатной, но мы справимся.
Слева прозвучал голос:
Я подпрыгнула от неожиданности, обернулась передо мной стоял мужчина в потертой, но чистой одежде, босые ноги, чёрные кудрявые волосы до плеч и ваши васильковые глаза. Он нервно сжимал кулаки.
Прости, что напугал, сказал он. Ты уезжаешь до следующего лета, а я ведь обещал, что ты возьмёшь меня с собой.
Слёзы текли из моих глаз. Я молчала.
Стой! крикнула я. Куда собираешься? Хочешь чтонибудь поесть?
Немного. Ты весь день не выходила, я не успел перекусить.
Подожди, дома манты есть. Как тебя успокоить? Сядь, не смей уходить. Пойду к деду Матвею, спросим про обувь, а может, Санька из города привезёт.
Я бросилась к соседям, будто в бешеной скорости, не веря в случившееся. Как будто всё это сон. Бомж, который всё лето помогал мне, теперь будет со мной дома. Не верится.
Прошли годы. Я держу за руку своего мужа Владимира, и мы идём по утренним аллеям парка в Москве. Осень золотая моя любимая пора. Вспоминаем, как встретились незапланированно, как разговаривали о жизни, о своих мечтах. Я девочка из деревни, он учёный с двумя высшими образованием, один в очном, второй в заочном. Его жизнь: учёба, работа, перестройка, потеря работы, брак, развод, бездомность. Я стала предпринимателем, выгнала его из дома, он ночевал у друзей, блуждал по дачам, искал еду. Однажды увидел меня, уставшую с тяжёлыми сумками, пожалел и стал помогать, прячась на чердаке. Мы оба боялись, что друг друга выгонят. Со временем он стал моим поддержкой, а я его спасением. Сейчас, когда наш сын вырастет и захотит жениться, мы расскажем ему эту историю, чтобы он знал, откуда берётся сила семьи.
Вечер. Пришёл служебный автомобиль Владимира, дверь открылась, и я ощутила, как знакомый запах дома, родные стены, слышу шёпот ветра в кронах берёз. Конец дня, но ещё один новый рассвет ждёт.
