Ревность съедает меня: когда я вижу, как моя жена выходит из машины чужого мужчины, я теряю контроль и разрушаю свою жизнь. Я стою, неподвижно, у окна, глядя в темную ночь через стекло. В моей руке сжимает полупустой бокал водки, стоимостью сто пятьдесят рублей. Каждый тиктак часов эхом раздаётся в тишине, каждая секунда тянется мучительно.
Она опаздывает. Слишком сильно.
Вдруг фонари освещают улицу. Чёрный седан останавливается перед нашим домом в Москве. Сердце сжимается. За рулём высокий, уверенный мужчина, незнакомый.
Дверь со стороны пассажира открывается. И она выходит.
Ледяной холод пробегает меня. Она улыбается лёгкой, естественной, как будто в ней есть тайный смысл. Наклоняется к нему, шепчет чтото, а он тихо, почти интимно смеётся.
Она закрывает дверь и идёт к дому, не замечая бури, что роется во мне. Кровь закипает. Кто этот человек? Как давно это происходит? Впервые ли?
Она открывает дверь и входит, раскидывая сумку на стол, будто ничего не случилось.
Кто это был? мой голос низок, остёр.
Она останавливается, смотрит на меня, удивлённо. Что?
Тот мужчина в машине. Кто он?
Она тяжело вздыхает, раздражённо. Андрей, нет Это был муж Ольги. Он меня довёз, и всё. Ты серьёзно?
Но я уже не слышу её. Всё, что я ощущаю, глухой гнев, жгучее тепло в голове, поток тёмных мыслей. Моя рука поднимается сама по себе.
Глухой хлопок пощёчины раздаётся в комнате. Она отскакивает, рука к лицу, тонкая струйка крови бежит из носа. Тишина после этого невыносимо гнетёт.
Она смотрит в меня, глаза расширены страхом. В горле завязывается узел. Я переступил черту, от которой нельзя вернуться. Она не кричит, не плачет, просто берёт пальто и уходит.
На следующее утро судебный пристав вручил мне бумаги о разводе. Я теряю всё даже сына.
Я терпела твою ревность годами, говорит она в наш последний разговор, голос холодный как лёд. Но насилие никогда.
Я умоляю её простить меня, клянюсь, что это ошибка, минутный проступок, больше не повторится. Она ничего не слышит.
Затем решающий удар: перед судьёй она заявляет, что я также насильственно отношусь к нашему сыну.
Ложь. Жёсткая, коварная ложь, которая навсегда меняет моё будущее. Я никогда не поднимал руку на него, никогда не повышал голос. Но кто поверит мужчине, который уже избил жену?
Судья не раздумывает. Она получает исключительное право опеки. Я получаю лишь несколько часов в неделю, ограниченный визит в нейтральном месте. Никаких ночей дома, никаких утренних завтраков, которые я мог бы приготовить.
Шесть месяцев моя жизнь сведена к этим скудным часам. Редкие мгновения, когда он бросается ко мне, смеётся, его крошечные руки обвивают мою шею. Затем я каждый раз вынужден смотреть, как он уходит. Снова и снова.
Пока однажды он не скажет мне то, что потрясёт меня до глубины. Пять лет ему, он уже всё лучше понимает.
Однажды после обеда, когда он катает свои маленькие машинки по столу, он беззлобно произносит:
Папа, вчера вечером мама не была. Со мной была какаято женщина.
Моё сердце замирает.
Женщина? Какая женщина? я спрашиваю, пытаясь сохранять хладнокровие.
Не знаю. Она приходит, когда мама уходит вечером, отвечает он.
По спине пробегает дрожь.
Куда она идёт? я настойчиво спрашиваю.
Он пожимает плечами. Она не говорит.
Мои пальцы сжимаются. Я должен понять.
Когда я узнаю правду, в горле завязывается узел. Она наняла няню. Иностранец.
Пока я умоляю, чтобы проводить больше времени с собственным сыном, она отдаёт его незнакомке. Я хватаю телефон и звоню ей.
Почему чужой ухаживает за нашим сыном, когда я здесь? мой голос дрожит.
Голос её холоден, спокойный. Потому что так проще.
Проще?! ярость гремит во мне. Я его отец! Если он не может быть с тобой, он должен быть со мной!
Она вздыхает. Андрей, я не буду каждый раз проезжать весь город ради встречи. Перестань всё к себе сводить.
Телефон в руке дрожит. Что мне делать? Подать иск? Бороться за опеку?
А если я снова потеряю всё? Одна ошибка. Мимолётный проступок, и мне отнимают всё. Но сын?
Я не позволю ему уйти. Я буду бороться. Потому что он единственное, что у меня осталось.
