Твои дети от первого брака здесь жить не будут, прошептала новая жена.
Андрей, мы уже говорили об этом. Не понимаю, зачем ты вновь поднимаешь эту тему. Эти убогие шкафы портят весь вид!
Любовь стояла в кухне, скрестив руки на груди. Идеальный маникюр блеснул, когда она отрезвленно отмахнула рукой в сторону старого, но надёжного гарнитура. Андрей тяжело вздохнул, отложил чашку с остывшим чаем и снова ощутил, что утро опять не задалось.
Любка, я же объяснял. Сейчас у меня крупный заказ, но деньги придут только через два месяца. Мы не можем сразу выложить тридцать тысяч рублей на новую кухню. Этот набор еще в полном порядке.
Порядок? усмехнулась она. Андрей, это слово из словарика моей бабушки. Бабушка была не крепкая, а старомодная. Я хочу, чтобы в нашем доме было уютно, красиво. Чтобы я могла принимать подруг, не стесняясь за обшарпанные углы. Неужели это так много?
Он провёл рукой по седым волосам. Ему было сорок пять, и после смерти первой жены он жил один с двумя детьми. Жил, а не существовал: работа, дом, уроки, родительские собрания всё крутилось, замкнувшись в бесконечном круговороте. И тогда в его серую жизнь ворвалась Любовь, яркая и полная энергии, как фейерверк, заставивший почувствовать себя не просто отцомодиночкой, а мужчиной, способным любить. Свадьбу они отметили скромно, подписали документы и поужинали в ресторане с близкими. Через месяц Любовь стала его законной женой и хозяйкой в этой трёхкомнатной квартире в Москве.
Я всё понимаю, сказал он, пытаясь успокоить её. Я тоже хочу, чтобы тебе было комфортно. Подожди чутьчуть, я закончу проект, и сразу закажем всё, что ты мечтала: белую глянцевую кухню.
Любовь смягчилась, подошла, обняла его за шею, а от неё пахло дорогим парфюмом и лёгким запахом кофе.
Прости, я не хотела тебя давить. Просто так хочу построить наше гнёздышко, чтобы всё было поновому.
В то мгновение в кухню босыми ногами вбежала их дочь, четырнадцатилетняя Люда, тонкая со светлой косой, почти как её покойная мать.
Папа, доброе утро. Ты не видел мой альбом для рисования?
Доброе, солнышко. Вчера он, кажется, лежал на журнальном столике в гостиной.
Люда кивнула, бросив испуганный взгляд на Любовь.
Доброе утро, прошептала она.
Доброе, холодно ответила Любовь, отстранившись от Андрея. Сначала бы умыться и причёсываться, а потом уже к завтраку.
Девочка покраснела, прошептала «извините» и исчезла в коридоре. Андрей нахмурился.
Любка, зачем так? Она же ребёнок.
Именно, Андрей. Ребёнок, которого надо приучать к порядку, иначе вырастет неряха. Я просто хочу лучшего.
Сразу же после Люды появился их старший сын, семнадцатилетний Константин, высокий, мрачный, глядел на Любовь с неприязнью.
Есть чего поесть? пробормотал он, открывая холодильник.
Яичница? спросил Андрей, пытаясь разрядить обстановку.
Давай.
Любовь отстранилась к окну. Присутствие детей явно её тяготило, хотя она не говорила об этом открыто. Андрей надеялся, что со временем они привыкнут друг к другу, притрутся. Он так хотел, чтобы новая семья была счастливой.
После завтрака он отправился в свою мастерскую небольшую комнату, где делал столярные работы. Андрей был реставратором мебели, мастером по реставрации старинных креселкачалок. Запах дерева, лаковой смолы и морилки успокаивали его. Сейчас он возил в руках резной подлокотник, оттачивая каждый узор.
Он любил Любовь её смех, энергию, взгляд. Но с каждым днём всё яснее понимал, что их миры различны. Любовь обожала светские вечеринки, модные выставки, дорогие рестораны. Он же жил в ароматах стружки, школьных проблем Константина, акварелей Люды, развешанных по стенам, и тихих вечерах с книгой. Его первая жена, Аня, была тихой, домашней, создавала уют не дорогими вещами, а своей любовью. На полке в мастерской висела её фотография с охапкой полевых ромашек, иногда кажется, что она смотрит сквозь время, словно спрашивая: «Куда ты ведёшь детей?»
Вечером, вернувшись, он нашёл в коридоре коробки.
Что это? спросил он, разглядывая аккуратно сложенные вещи.
Я решила разобрать завалы, бодро ответила Любовь, выходя из зала. Сколько у вас хлама! Ваза, журналы, детские поделки.
Он заглянул в одну из коробок и увидел глиняного ёжика, который Люда слепила в пятом классе.
Любка, это не хлам, сказал он спокойно. Это наши воспоминания.
Дорогой, воспоминания должны жить в сердце, а не пылиться в углах. Мы же договорились начать новую жизнь. А для неё нужно новое пространство, свободное от прошлого.
Она произнесла эти слова с улыбкой, но в глазах мерцал холод. Андрей безмолвно поставил ёжика на полку, чувствуя, как между ним и Любовью растёт невидимая стена.
Неделя прошла, и напряжение в доме усилилось. Любовь всё чаще делала замечания: Константин слишком громко слушает музыку, Люда опять разлила краску, дети не убирают посуду. Дети замкнулись, почти перестали говорить в её присутствии. Константин стал чаще пропадать с друзьями, возвращаясь поздно. Люда сидела в своей комнате, рисуя печальные пейзажи. Андрей разрывался между ролями любящего мужа и заботливого отца.
Однажды вечером он застал Люду в слезах.
Что случилось, дочка?
Она молча протянула ему альбом. На одной странице был живой портрет её матери.
Красиво, сказал Андрей. У тебя талант. Почему ты плачешь?
Любка сказала, что не стоит жить прошлым, что я должна рисовать её портрет, если хочу порадовать папу, прошептала Люда. Как будто маму нужно забыть.
Андрей обнял дочь, в груди закипела глухая ярость. Он решил, что сегодня обязательно поговорит с Любовью. Дождавшись, когда дети легли спать, он вошёл в их спальню. Любовь сидела перед зеркалом, нанося крем.
Нам нужно поговорить, начал он без предисловий.
Опять? Я устала, был тяжёлый день на работе, возразила она.
Почему ты обидела Люду? Зачем ей сказать про портрет?
Любовь повернулась, её лицо было бесстрастным.
Я просто высказала мнение. Мне кажется, в её возрасте нелепо цепляться за прошлое. Нужно идти вперёд, ради её же блага.
Её мать умерла! поднял голос Андрей. Она имеет право помнить её, рисовать и говорить о ней! Это часть её жизни!
И эта часть мешает строить новую жизнь! ответила Любовь, её голос зазвенел. Я пришла в этот дом, чтобы быть твоей женой, а не надзирателем музея твоей прошлой семьи! Фотографии, вещи, рецепты Ани а теперь ещё и эти рисунки! Я так больше не могу!
Она вскочила, глаза метали молнии. Андрей видел в ней чужую, злую, эгоистичную женщину, а не ту, в которую влюблялся.
Я хочу быть хозяйкой в этом доме, продолжала она, задыхаясь от гнева. Полноценной хозяйкой! Но мне мешают твои дети.
Андрей охладел, предчувствуя её намерения.
Что ты хочешь этим сказать?
Любовь глубоко вдохнула, подошла вплотную и посмотрела в глаза.
Андрей, я тебя люблю, хочу быть с тобой, но хочу нормальную семью. Не общежитие с двумя угрюмыми подростками, которые меня ненавидят.
Она замолчала, давая ему осознать сказанное, а затем произнесла фразу, звучавшую как приговор.
Твои дети от первого брака здесь жить не будут.
Тишина, настала после этих слов, была оглушительной. Андрей стоял, не в силах вымолвить ни слова, будто земля ускользала из-под ног.
Что? переспросил он, хотя всё слышал.
Ты понял, спокойно ответила Любовь. У них есть бабушка, мать Ани. Они могут пожить у неё, либо снять отдельную квартиру, когда Константин станет совершеннолетним, или отправить в пансион. Мы будем помогать, навещать, но жить они должны отдельно. Я хочу, чтобы этот дом был только нашим.
Она говорила об этом так, будто обсуждала покупку новой мебели, будто речь шла не о детях, а о «старых вещах», от которых надо избавиться, чтобы освободить место.
Ты ты в своём уме? прохрипел Андрей. Отправить собственных детей к бабушке? В пансион?
А что в этом плохого? пожала плечами Любовь. Многие так делают. Это цивилизованный подход. Андрей, выбирай: либо мы строим нашу новую жизнь, либо ты остаёшься с детьми. Либо я, либо они.
Она развернулась, легла в постель, отвернувшись к стене, и дала понять, что разговор окончен.
Андрей вышел из спальни, пошёл в кухню. Налил себе стакан воды, но руки дрожали, и половина пролилась. Он сел за тот же стол, изза которого спорили утром. Господи, какая это была мелочь по сравнению с тем, что сейчас происходит.
Он чувствовал себя предателем: предателем перед Аней, которой обещал заботу о детях, предателем перед Константином и Людой, которые уже пережили страшную утрату. Теперь он, их отец, стоял перед выбором между ними и новой женой.
Он тихо открыл дверь в комнату Люды. Она спала, обняв плюшевого мишку, рядом лежал альбом и портрет мамы. Затем заглянул к Константину, который тоже спал, раскинув руки, стеной висел плакат его любимой группы. Это был их мир, их крепость, которую он сам собирался разрушать.
Всю ночь он не сомкнул глаз, ходя по квартире, как призрак, вглядываясь в знакомые вещи: кресло, отремонтированное вместе с Константином; полку, где стояли книги Люды; старый сборник рецептов Ани с загнутыми уголками. Всё это было его жизнью, а не глянцевой картинкой из журнала, которую хотела нарисовать Любовь.
Он вспомнил, как Любовь пришла в его жизнь, когда он был разбит, одинок. Она принесла смех, праздник, ощущение, что жизнь продолжается. Он был благодарен ей, закрывал глаза на её эгоизм, на холодность к детям, убеждая себя, что всё наладится. Он хотел быть счастливым, почти готов был совершить самую страшную ошибку.
Утром решение пришло само, простое и единственно верное.
Любовь уже сидела на кухне, пила кофе, выглядела свежей и красивой, будто вчерашний разговор не имел места.
Доброе утро, милый, пропела она. Надеюсь, ты всё обдумал.
Андрей молча налил себе кофе и сел напротив.
Да, сказал он ровно. Я всё обдумал.
Он посмотрел ей в глаза, и в его взгляде не осталось ни любви, ни сомнений, лишь холодная пустота.
Ты можешь собрать свои вещи, тихо, но твёрдо сказал он.
Любовь замерла с чашкой в руке.
Что? Что ты сказал?
Я сказал, чтобы ты собирала вещи. Ты здесь больше не живёшь.
Её лицо исказилось, маска красоты упала, обнажив злобу и недоумение.
Ты ты меня выгоняешь? Изза них? Ты выбираешь их, а не меня?
Это не они, поправил её Андрей. Это мои дети. Я никогда не выбирал между вами, потому что такой выбор невозможен. Семья не то, от чего можно избавиться, как от старой мебели. Видимо, я забыл об этом. Спасибо, что напомнила.
Ты пожалеешь! закричала она. Останешься один в своей берлоге с воспоминаниями и двумя волчатами! Ни одна женщина с тобой не уживётся!
Возможно, спокойно ответил Андрей. Но лучше быть одному, чем предавать самое дорогое, что у меня есть.
Он встал и пошёл в мастерскую, не желая слышать больше её крики. Дверь за спиной хлопнула, и посуда в шкафу зазвенела. В спальне раздался грохот: Любовь в ярости бросала вещи в чемодан.
Андрей сел за верстак, взял инструменты; его руки руки мастера слегка дрожали. Он взглянул на фотографию Ани, всё так же улыбающуюся, тёплой, понимающей.
Через полчаса всё стихло. Хлопнула входная дверь Любовь ушла.
Он вышел в коридор, где на полу лежал её шёлковый шарф, забытый в спешке. Подняв его, бросил в мусорное ведро. В квартире стало тихо, как никогда. Не гнетущая пустота, а умиротворяющая тишина, когда всё встало на своиИ, глядя на улыбающихся Костю и Люду, Андрей понял, что истинный дом это не стены, а сердца тех, кто рядом.
