Твои дети от первого брака тут жить не будут, заявила новая жена.
Алексей, мы уже говорили об этом. Не понимаю, зачем ты опять поднимаешь эту тему. Эти старые шкафы всё портят! сказала Лада, стоя в кухне, руки скрещены на груди. Маникюр у неё блестит, а она резко указывает на массивный, но надёжный кухонный гарнитур. Алексей тяжело вздохнул, отставив чашку с остывшим чаем. Утро опять не задалось.
Лада, я же объяснял. Сейчас большой заказ, деньги придут только через два месяца. Тридцать тысяч рублей сразу потратить на новую кухню нельзя. Этот набор ещё прочный.
Прочный? усмехнулась она. Это слово из лексикона моей бабушки. У неё он тоже старый, но не в моде. Я хочу, чтобы в доме было уютно, красиво. Чтобы я могла приглашать подруг и не краснеть изза обшарпанных углов. Разве это так много?
Он провёл рукой по волосам. Ему сорок пять, и после смерти первой жены он пять лет жил один с двумя детьми. Жил, а не просто существовал: работа, дом, уроки, собрания в школе всё крутилось в бесконечном круговороте. Появилась Лада яркая, энергичная, ворвавшаяся в его серую жизнь, как фейерверк, и заставившая вновь почувствовать себя не просто одиноким отцом, а настоящим мужчиной. Он влюбился быстро, как юноша, и через небольшую церемонию они стали мужем и женой в трёхкомнатной квартире.
Я понимаю, сказал он, пытаясь смягчить разговор. Я тоже хочу, чтобы тебе было хорошо. Давай подождём, закончу проект, и сразу закажем всё, что ты хочешь: белую, глянцевую, как ты мечтала.
Лада улыбнулась, подошла и обняла его за шею. От неё веял дорогой аромат духов и лёгкий кофейный запах.
Прости, я не хотела тебя давить. Просто хочу построить наше гнёздышко, чтобы всё было поновому.
В тот момент в кухню босой ногой вбежала его дочь, четырнадцатилетняя Василиса, худенькая, с длинной русой косой, почти точная копия покойной мамы.
Пап, доброе утро. Ты не видел мой альбом для рисования?
Доброе утро, солнышко. Думаю, в гостиной на журнальном столике оставил.
Василиса кивнула, бросив быстрый испуганный взгляд на Ладу.
Доброе утро, пробормотала она.
Доброе, холодно ответила Лада, отстранившись от Алексея. Сначала умыться и причесаться, а потом уже к завтраку.
Василиса покраснела, прошептала «извините» и ушла в коридор. Алексей нахмурился.
Лада, зачем так? Она ребёнок.
Именно, сказала она. Нужно приучать её к порядку, иначе вырастет неряха. Я просто хочу, чтобы всё было лучше.
Через минуту в кухню вошёл старший сын, семнадцатилетний Сергей, высокий и хмурый, бросив на Ладу недоброжелательный взгляд.
Есть чтонибудь? пробормотал он, открывая холодильник.
Яичницу будешь? попытался Алексей разрядить обстановку.
Давай.
Лада отстранилась к окну, явно ощущая тяжесть присутствия детей. Она не говорила об этом открыто, но её жесты выдавали напряжение. Алексей надеялся, что со временем они найдут общий язык, потому что хотел, чтобы его новая семья была счастливой.
После завтрака он ушёл в свою мастерскую небольшую комнату, где делал столярные работы. Алексей был реставратором мебели, мастером по дереву. Запах лака и морилки успокаивал его. Сейчас он восстанавливал старинное креслокачалку, восстанавливая резной подлокотник. Работа требовала полной концентрации и помогала отвлечься от тяжёлых мыслей.
Он любил Ладу её смех, энергию, взгляд. Но с каждым днём он всё яснее видел, что их миры различны. Лада обожала светские вечеринки, модные выставки, дорогие рестораны. Его же мир был полон стружки, школьных проблем Сергея, акварелей Василисы и тихих вечеров с книгой. И воспоминаний о первой жене Надежде, которой он любил за домашний уют, а не блеск.
На полке в мастерской висела её фотография с полевыми ромашками, иногда казалось, что она смотрит с укором: «Что ты делаешь, Алексей? Куда ведёшь детей?»
Вечером, вернувшись, он нашёл в коридоре коробки.
Что это? удивлённо спросил он.
Я решила немного разобрать хлам, бодро ответила Лада, выходя из гостиной. Сколько у вас там хлама: ваза, журналы, детские поделки.
Алексей открыл одну коробку и увидел глиняного ёжика, который Василиса сделала в пятом классе. Он вспомнил, как тогда гордился дочкой.
Лада, это не хлам, сказал он спокойно. Это наши воспоминания.
Милый, воспоминания должны жить в сердце, а не пылиться в углах. Мы же договорились начать новую жизнь, а для неё нужно свободное пространство, без прошлого.
Он промолчал, поставил ёжика на полку и почувствовал, как между ними растёт невидимая стена.
Прошла неделя, напряжение растёт. Лада всё чаще упрекает детей: громкая музыка Сергея, разлитая краска Василисы, неубранная посуда. Дети замкнулись, почти перестали разговаривать в её присутствии. Сергей стал часто уходить к друзьям, возвращаясь поздно. Василиса сидит в своей комнате, рисует печальные пейзажи. Алексей разрывается между ролью любящего мужа и заботливого отца.
Однажды вечером он нашёл Василису в слезах.
Что случилось, дочка?
Она протянула ему альбом, на одной странице был портрет её мамы, живой и красивый.
Красивый портрет, сказал он. У тебя талант. Почему ты плачешь?
Лада сказала, что не надо жить прошлым, и что я могла бы нарисовать её портрет, если хочу порадовать папу. Как будто маму нужно забыть, прошептала она.
Алексей обнял её, в груди закипела глухая ярость. Он решил, что сегодня серьёзно поговорит с Ладой.
Когда дети уснули, он вошёл в их спальню, где Лада стояла у зеркала, нанося крем.
Нам нужно поговорить, начал он без предисловий.
Опять? Алексей, я устала. День был тяжёлый в парикмахерской, ответила она.
Почему ты обидела Василису? Зачем ей про портрет?
Лада посмотрела спокойно.
Я просто высказала своё мнение. В её возрасте нельзя цепляться за прошлое, нужно двигаться вперёд, ради её же блага.
Её мать умерла! повысил голос Алексей. Она имеет право помнить её, рисовать, говорить о ней! Это часть её жизни!
И эта часть мешает строить новую жизнь! буркнула Лада. Я пришла сюда женой, а не надзирателем музея твоей прошлой семьи! Везде её фотографии, её вещи, её рецепты! И теперь эти бесконечные рисунки! Я так больше не могу!
Она вскочила, глаза сверкали молниями. Алексей не узнавал в ней ту лёгкую, весёлую женщину, в которую влюбился. Перед ним стояла чужая, злая и эгоистичная личность.
Я хочу быть хозяйкой дома, продолжала она, задыхаясь от гнева. Полноценной хозяйкой! Но мне мешают твои дети.
Алексей охладел.
Что ты имеешь в виду?
Лада сделала глубокий вдох, подошла вплотную и посмотрела ему в глаза.
Алексей, я люблю тебя. Хочу быть с тобой, но хочу нормальную семью, а не общежитие с двумя подростками, которые меня ненавидят.
Она замолчала, а затем произнесла, как приговор:
Твои дети от первого брака здесь жить не будут.
Тишина прозвучала оглушительно. Алексей стоял, не в силах произнести ни слова. Казалось, что пол уходит изпод ног.
Что? переспросил он, хоть всё понял.
Ты всё понял, сказала Лада уже спокойнее. У них есть бабушка, мать Надежды. Они могут пожить у неё, или снять квартиру, когда Сергей станет совершеннолетним. Есть пансионы, в конце концов. Мы будем их поддерживать, навещать, но они должны жить отдельно. Этот дом будет только нашим.
Она говорила так, будто обсуждала покупку новой мебели, а не судьбу детей.
Ты ты в своём уме? пробормотал Алексей. Отправить своих детей к бабушке? В пансион?
А что в этом плохого? пожала плечами Лада. Многие так делают. Это цивилизованный подход. Алексей, выбирай: либо мы строим нашу семью, либо ты продолжаешь жить прошлым со своими детьми. Либо я, либо они.
Она развернулась и легла в постель, отвернувшись к стене. Разговор для неё закончился, ультиматум ждёт ответа.
Алексей вышел из спальни, пошёл в кухню, налил себе стакан воды, но руки дрожали, и половина разлилась. Сёл за тот самый стол, о котором спорили утром, и понял, насколько мелка эта ссора перед тем, что происходит сейчас.
Он чувствовал себя предателем предателем перед Надеждой, которой обещал заботиться о детях, и предателем перед Сергеем и Василисой, которые уже пережили большую потерю. Теперь он, их отец, должен был выбрать между ними и новой женой.
Он тихо открыл дверь в комнату Василисы. Она спала, обняв плюшевого мишку, рядом на тумбочке лежал альбом и портрет мамы. Затем заглянул к Сергею тот тоже спал, раскинув руки, на стене висел плакат его любимой группы.
Всю ночь он не сомкнул глаз, ходил по квартире, как призрак, вглядываясь в знакомые вещи: кресло, которое он отремонтировал с Сергеем, полку, где они вместе ставили книги Василисы, старый сборник рецептов Надежды с загнутыми уголками её любимых пирогов. Всё это была его жизнь, а не глянцевая картинка из журнала, которую хотела нарисовать Лада.
Он вспомнил, как Лада появилась в его серой жизни, принёсла смех, праздник, ощущение, что жизнь продолжается. Он был так благодарен ей, что закрывал глаза на её эгоизм, на холодность к детям, убеждая себя, что всё поправится. Он хотел быть счастливым, даже ценой самой страшной ошибки.
Утром решение пришло само, простое и верное.
Лада уже сидела за столом, пила кофе, выглядела свежо, будто вчерашний конфликт не имел места.
Доброе утро, милый, запела она. Надеюсь, ты всё обдумал.
Алексей молча налил себе кофе и сел напротив.
Да, сказал он ровно. Я всё обдумал.
Он посмотрел ей в глаза, и в его взгляде уже не было ни любви, ни сомнений, только холодная пустота.
Ты можешь собрать свои вещи, сказал он тихо, но твёрдо.
Лада замерла с чашкой в руке.
Что? Что ты сказал?
Я сказал, чтобы ты собирала вещи. Ты здесь больше не живёшь.
Её лицо исказилось, маска упала, обнажив злобу и удивление.
Ты ты меня выгоняешь? Изза детей? Ты выбираешь их, а не меня?
Это не они, поправил её Алексей. Это мои дети. Я никогда не выбирал между вами. Семья не мебель, которую можно просто заменить. Я, видимо, об этом забыл. Спасибо, что напомнила.
Ты пожалеешь! крикнула она. Ты останешься один в своей берлоге со старыми воспоминаниями и двумя волчатами! Ни одна нормальная женщина с тобой не уживётся!
Возможно, спокойно ответил Алексей. Но лучше я один, чем с человеком, который заставляет меня предавать самое дорогое.
Он встал и пошёл в мастерскую, не желая слышать больше. Дверь за его спиной хлопнула, и посуда в шкафу зазвенела. В спальне послышался грохот Лада в ярости бросала вещи в чемодан.
Он сел за верстак, взял инструмент, руки мастера слегка дрожали. На полке лежала фотография Надежды, её теплая улыбка всё так же смотрела на него.
Через полчаса всё стихло, вошла дверь. Лада ушла.
Он вышел в коридор, где валялся её шелковый шарф. Подняв его, бросил в мусор. В квартире стало тихо, но уже не гнетущая тишина одиночества, а умиротворяющая тишина дома, где всё нашло своё место.
Из комнат вышли сонные Сергей и Василиса, удивлённо глядя на пустой коридор.
А где Лада? спросила Василиса.
Уехала, просто ответил Алексей.
Дети переглянулись, в их глазах было тихое облегчение и вопрос, который они боялись задать.
Алексей подошёл и обнял их обоих крепко, как давно не делал.
Она больше не вернётся, сказал он, ощущая, как Василиса прижимается к нему, а Сергей, такой взрослый и колючий, неуверенно кладёт руку на плечо. Теперь всё будет хорошо. Я обещаю.
Он не знал, что ждёт их впереди, но знал одно: он дома, в своём настоящем доме, со своей настоящей семьёй. И больше никто не заставит его выбирать.
