**Дневниковая запись**
Дачный поселок под Красноярском, у самого берега Енисея. Наш дом в ряду первых, рядом участки Валеры и Тамары, а следом бабкина избушка. Дальше тоже есть дома, но сейчас они не важны.
Валера купил землю семь лет назад и сразу начал стройку. Завез технику, рабочих из Таджикистана, засыпали гравий, забили сваи, вырыли котлован к сентябрю вырос целый хутор: дом, баня, скважина, сараи. Шума было хоть уши затыкай! Сам Валера не просто командовал, а вкалывал наравне со всеми: арматуру вязал, бревна таскал, бетон месил. Сибиряки народ терпеливый понимали, человек обживается. Все, кроме бабки.
Каждое утро с первым автобусом из города выскакивала она всегда первая, всегда в одном и том же: сером балахоне, чёрной косынке и стоптанных ботинках. В руках потрёпанная сумка и пятилитровая канистра с водой. Из Енисея не пили летом вода цвела, везли бутилированную. Скважины у всех были, но вода воняла сероводородом только для полива. Лишь у Валеры стояла насосная станция.
Но вернёмся к бабке. Едва переступала порог своего участка начинался скандал. То трактор ревёт, то рабочие галдят, то дом Валеры её клубнику затеняет (хотя нормы соблюдены). Кричала так, будто её режут. Валеру она обзывала на все лады: «Ирод!», «Скотина!», «Мудак!» поток мата не иссякал.
Валера старался не реагировать, но однажды, закурив у забора, проворчал:
Ну ты, бабка, как овод в жару либо кровь высосешь, либо тебя прихлопнуть.
Угрожаешь ещё, сукин кот?! взвизгнула она. Сожгу твои хоромы, слышишь?!
Лето прошло в этом духе. Я старался появляться на даче реже.
Прошло два года. С Валерой мы не стали друзьями, но общались. Оказалось, у него две страсти: русский рок и помидоры. Включал он музыку негромко и шёл в теплицу огромную, с идеальным порядком. Казалось, он знал о томатах всё: сорта, подкормки, графики полива. Каждую весну менял грунт, топил теплицу серными шашками, укрывал агрилом от заморозков.
А ещё он разговаривал с ними ласково, как с детьми. Странно было видеть этого сурового мужика (на работе он, говорят, железный начальник) возящимся с рассадой. Но кому я расскажу?
Бабка же ненавидела его музыку. Ни «Кино», ни «Алису», ни «ДДТ» всё было ей не по нраву. Каждый вечер, если оставалась ночевать, орала комментарии сквозь забор. Валера злился, но не спорил наливал полстакана водки, выпивал залпом и выключал магнитофон.
А потом случилось наводнение. Недели три лили дожди (помните затопленный Ачинск? Мы в сотне километров). Енисей вышел из берегов, понесло брёвна, заборы, сараи. Люди спешно уезжали, боясь за машины. Валера уехал последним, но вернулся вспомнил, что видел бабку в огороде.
Катись, ирод! крикнула она. Я вещи на чердак убрала. Дачу не брошу растащат!
Вода не дошла до наших участков сантиметров на двадцать, но мы неделю не могли проверить. Валера сходил с ума он забыл открыть теплицу. Без проветривания и полива томаты бы сгорели.
Когда вода спала, мы приехали. Валера зашёл ко мне с бутылкой, выпили.
Серега, не пойму Теплица полита, двери открыты. Я точно помню не открывал, спешил. Спрашивал у соседей все уезжали.
Кроме бабки.
Кроме бабки Он покосился в её сторону. Не верю! Мы ж с ней как кошка с собакой!
На следующий день бабка таскала воду вёдрами насос её унесло. Падала, обливалась, но молчала. Валера уехал и вернулся с трубами. Ночью у него что-то гремело.
С кем воевал? спросил я утром.
Провёл воду от моей станции к её участку. Видел, как ползала
Через две недели Валера позвал на первые помидоры и шашлык. Я принёс водки, вина.
Ждать кого-то? спросил я.
Увидишь.
В калитку вошла бабка. Но не та, что прежде: седые волосы уложены, платье в горошек, янтарные бусы.
Можно к вам? улыбнулась она.
Проходите, Мария Степановна! ответил Валера.
Мы сидели до ночи. Она рассказывала про детдом, про мужа, погибшего на шахте, про детей, разъехавшихся по стране. Потом пела с Тамарой старые песни. А мы курили и молча улыбались.
Валера, сказала она перед уходом, Тома в санаторий хочет, а ты из-за помидоров переживаешь. Поезжай я и полью, и проветрю.
Это вы тогда в потоп? не удержался я.
Я. Столько он в них вложил Жалко стало. Помидоры! Она рассмеялась, глядя на Валеру.
Они уехали в санаторий. А когда вернулись, Валера стал включать музыку только с 12 до 14 для Марии Степановны.
