65летняя я, Нина Петровна, вдруг осознала, что страшнее всего не одиночество, а то, как дети просят меня позвонить, зная, что для них я лишь груз.
Мам, привет, срочно нужна твоя помощь.
Голос сына в телефонной трубке звучал, будто он разговаривает с раздражённым подчинённым, а не с матерью.
Я, Нина Петровна, замерла с пультом в руке, так и не включив вечерние новости.
Кирюша, привет. Что случилось?
Ничего, всё в порядке, раздражённо выдохнул Кирилл. Мы с Катей взяли горячий тур, вылетаем завтра утром.
А Герцога оставить некому. Возьмёшь к себе?
Герцог огромной, растлёгшийся дог, который в моей крошечной «двушке» занимал больше места, чем старый комод.
Надолго? осторожно спросила я, уже предвидя ответ.
На неделю, может, и на две, если получится. Мам, кто, если не ты? В отеле для собак его оставлять это издевательство. Ты же знаешь, какой он чувствительный.
Я посмотрела на свой диван, обновлённый светлой тканью. Пола года откладывала его переобивку, отказываясь в мелочах. Герцог развалит его за несколько дней.
Кирилл, мне неудобно. Я только ремонт закончила.
Какой ремонт? в его голосе прозвучало открытое раздражение. Обои переклеила?
Герцог же воспитанный, а ты просто не забывай с ним гулять. Всё, Катя зовёт, чемоданы паковать надо. Завезём его за час.
Короткие сигналы. Он даже не спросил, как у меня дела, не поздравил с днём рождения, прошедшим на прошлой неделе. Шестьдесят пять лет.
Весь день я ждала звонка, готовила свой фирменный салат, надела новое платье. Дети обещали заехать, но не появились.
Кирилл прислал короткое сообщение: «Ма, с Дн! На работе». Оля ничего не написала.
А сегодня «срочно нужна помощь».
Я медленно опустилась на диван. Проблема была не в собаке и не в испорченной обивке.
Она заключалась в унизительном ощущении своей роли. Я бесплатный «домашний приём», экстренная служба, последняя инстанция. Человекфункция.
Я вспомнила, как много лет назад, когда дети были маленькими, мечтала, чтобы они выросли самостоятельными.
Сейчас ясно, что страшнее всего не пустая квартира, а затаившееся в груди чувство, когда ждёшь звонка, зная, что ты нужна лишь тогда, когда от тебя чтото требуют.
Благать их внимание, прося его ценой собственного комфорта и самоуважения.
Через час в дверь позвонил Кирилл, держа на поводке огромного пса. Герцог радостно бросился в квартиру, оставив на чистом полу грязные следы.
Мам, вот корм, его игрушки. Гулять три раза в день, помнишь? Пойдем, а то на рейс опоздаем! он подал мне поводок, схватив меня за щеку, и исчез за дверью.
Я осталась стоять в прихожей, Герцог уже деловито обнюхивал ножки кресла.
Из глубины квартиры послышался шипящий звук разрывающейся ткани.
Я взглянула на телефон. Может, позвонить дочери? Олечке, может, она поймёт? Пальцы замерли над экраном.
Оля не звонила уже месяц. Наверное, тоже занята. У неё своя жизнь, своя семья.
И в тот момент я впервые не ощутила привычную обиду. Вместо неё пришло холодное, ясное, очень твёрдое сознание. Достаточно.
Утро началось с того, что Герцог, решив проявить любовь, прыгнул на кровать и оставил на белоснежном одеяле две грязные лапы размером с блюдце.
Новый диван в гостиной уже был изодран в трёх местах, а любимый фикус, который я выращивала пять лет, валялся на полу, обгрызённые листья.
Я наливала себе валерианку прямо из флакона и набрала номер сына. Он не сразу ответил. На фоне слышались шум волн и смех Кати.
Мам, что? У нас всё отлично, море супер!
Кирюша, про собаку. Он разрушает квартиру, порвал диван, я не справляюсь.
В каком смысле? искренне удивился он. Он никогда ничего не царапал. Может, ты его запираешь? Ему нужна свобода. Мам, не заводи, мы только прилетели, хотим отдохнуть. Просто погуляй с ним дольше, он успокоится.
Я гуляла с ним две часы утром! Он тянет поводок так, что я почти упала. Кирюша, забери его, пожалуйста. Найдите другую «приёмную».
В трубке повисла пауза. Затем голос Кирилла стал жёстким.
Мам, ты серьёзно? Мы на другом конце света. Как я его заберу? Ты же сама согласилась. Ты хочешь, чтобы мы сейчас всё бросили и прилетели изза твоих капризов? Это эгоизм, мам.
Слово «эгоизм» ударило, как пощёчина. Я, всю жизнь жившая для детей, вдруг оказалась эгоисткой.
Я не капризничаю, я
Всё, мам, Катя принесла коктейли. Развлекай там Герцога. Уверен, вы подружитесь. Целую.
И снова сигналы.
Руки мои дрожали. Я села на стул на кухне, подальше от разрушения. Ощущение бессилия почти стало осязаемым. Я решила позвонить Оле. Дочь всегда была рассудительнее.
Оля, привет.
Привет, мам. Что срочного? Я на совещании.
Кирилл оставил мне свою собаку и улетел. Пёс неконтролируемый, портит мебель, я боюсь, что он меня сейчас укусит.
Оля тяжело вздохнула.
Мам, ведь Кирилл просил. Это была крайняя необходимость. Трудно помочь брату? Мы же семья. Раз диван порвался купим новый. Кирилл потом вернёт.
Оля, дело не в диване! Дело в отношении! Он просто поставил меня перед фактом!
Как он мог? На коленях умолять? Мам, успокойся. Ты на пенсии, у тебя куча свободного времени. Поднимись с собакой, что тут такого? Всё, я никогда
Разговор закончился. Я положила телефон на стол.
Семья. Какоето странное слово. Для меня оно означало группу людей, которые вспоминают о тебе лишь тогда, когда им чтото нужно, и обвиняют в эгоизме, если ты не можешь или не хочешь сразу выполнить их требование.
Вечером в дверь постучала соседка снизу, злая, как Фурия.
Нина! Ваша собака воет уже три часа без остановки! Мой ребёнок не может уснуть! Если вы её не успокоитe, позову полицию!
Герцог, стоявший позади меня, радостно лаял, подтверждая её слова.
Я закрыла дверь, посмотрела на пса, вилявшего хвостом в ожидании похвалы, а потом на разорванный диван и телефон, внутри которого росло глухое, тяжёлое раздражение.
Я всегда старалась решать всё подоброму: убеждать, объяснять, входить в положение. Но моя логика, мои чувства, мои доводы никому уже не нужны. Они разбивались о стену благожелательной безразличности.
Я взяла поводок.
Пойдём, Герцог, погуляем.
Я вела пса парковой дорожкой, ощущая, как напряжение в плечах превращается в тупую, ноющую боль. Герцог рывками тянул меня вперёд, почти вырывая поводок из моих ослабленных рук. Каждый его бросок отдавался эхом слов сына и дочери: «эгоизм», «куча времени», «трудно помочь?».
Навстречу шла Зинаида, моя бывшая коллега, в ярком шарфе, модной стрижкой, улыбкой.
Нина, привет! Не узнаю тебя! Всё в заботах! С внуком? она кивнула на Герцога.
Это собака сына, сухо ответила я.
А, понятно! беззаботно рассмеялась Зина. Ты у нас вечная спасительница. А я, представляешь, в Сочи лечу через неделю! На фламенко записалась, представляешь? У меня муж сначала бурчал, а потом сказал: «Лети, отдохни, заслужила». А ты когда в последний раз отдыхала?
Вопрос повис в воздухе. Я не помнила. Отдых для меня всегда был связан с дачей, внуками, помощью детям.
Ты выглядишь измождённой, с искренним сочувствием сказала Зина. Не трать всё на себя. Дети уже взрослые, пусть сами справляются. Иначе ты будешь их няней, пока жизнь проходит мимо. Хорошо, я побежала, у меня репетиция!
Она быстро ушла, оставив за собой шлейф дорогих духов и звонкую пустоту.
«Пока жизнь проходит». Эта простая фраза сработала как детонатор. Я остановилась так резко, что Герцог удивлённо посмотрел на меня.
Я посмотрела на огромного пса, на свои руки, сжавшие поводок, на серые дома вокруг.
И поняла, что больше не могу. Никакого дня, ни часа. Хватит.
Я достала телефон, дрожащими пальцами открыла поисковик. «Лучший отель для собак». Первое ссылка привела на сайт с глянцевыми фото: просторный вольер, бассейн, салон груминга, индивидуальные занятия с кинологом. Цены от которых у меня захватило дыхание.
Я решительно набрала номер.
Добрый день. Хочу забронировать номер для собаки, на две недели, с полным пансионом и спапроцедурами.
Такси вызвала прямо в парке. В машине Герцог вёл себя удивительно спокойно, словно ощущал перемены.
В отеле пахло не псом, а лавандой и дорогими шампунями. Улыбчивая девушка в форме протянула мне договор.
Я, не моргнув, вписала в графу «Владелец» фамилию и имя Кирилла, в «Плательщик» те же данные. Внесла задаток из денег, отложенных на новое пальто. Это была лучшая инвестиция в моей жизни.
Мы будем ежедневно присылать вам фото, тепло улыбнулась девушка, принимая поводок. Не волнуйтесь, вашему любимцу у нас понравится.
Вернувшись в свою тихую, хоть и слегка разрушенную квартиру, я впервые за многие годы почувствовала не одиночество, а спокойствие.
Налив себе чай, я села на оставшийся край дивана и отправила два одинаковых сообщения. Одно Кириллу, другое Оле.
«Герцог в безопасности. Он в отеле. Все вопросы владельцу».
После этого я выключила звук на телефоне.
Через три минуты он завибрировал. На экране светилось «Кирилл». Я сделала глоток чая и не ответила.
Через минуту звонок снова, а затем сообщение от Оли: «Мама, что это значит? Позвони сразу!».
Я увеличила громкость телевизора. Я знала, что происходит на другом конце. Паника, возмущение, попытки понять, как их удобная, безотказная мама могла так поступить.
Настоящий шторм разразился через два дня. Звонок в дверь был настойчивым, почти агрессивным.
Я, не спеша, подошла и заглянула в глазок. На пороге стояли Кирилл и Оля, загорелые, но разъярённые. Отпуск, очевидно, оказался безнадёжно испорченным.
Я открыла дверь.
Мама, ты что, сошла с ума?! крикнул Кирилл с порога. Какой еще отель? Нам выставили счёт, ты видела эти цифры? Ты решила нас разорить изза какойто собаки?
Добрый вечер, дети, спокойно ответила я. Заходите, только разувшись, я полом мою.
Этот спокойный тон ошеломил их сильнее любой ссоры. Они вошли. Кирилл осмотрел разорванный диван, перевёрнутый горшок с цветком.
Что это? ткнул пальцем в диван.
Это, Кирилл, последствия пребывания твоей «воспитанницы» в моей квартире. Я вызвала мастера, он оценил ущерб. Вот счёт за переобивку мебели и новый фикус.
Я протянула ему аккуратно распечатанный лист.
Ты ещё и счёт мне выставляешь? задыхался сын. Ты должна была за ним следить!
Я должна была? впервые за долгие годы я посмотрела на сына не с любовью, а с холодным любопытством.
Я вам ничего не должна, дети. Как и вы мне. Вы пришли не ради того, чтобы вернуть мне задаток за отель и компенсировать убытки?
Оля вмешалась, пытаясь уладить ситуацию.
Мама, зачем так? Мы же семья. Мы всё решим. пробормотал Кирилл, с кем же не бывает.
Крайности это когда родной сын обвиняет мать в эгоизме, потому что она не хочет, чтобы её дом превратили в руины. Крайности это когда родная дочка говорит, что у тебя «куча времени», чтобы обслуживать её брата. А это, она кивнула на счёт, просто последствия ваших решений.
Кирилл вспыл.
Я не собираюсь за это платить! Ни копейки! И за ваш безумный отель тоже!
Хорошо, просто ответила я. Я и не сомневалась. Тогда я продаю дачу.
Это был удар под дых. Дача, на которой они строили планы: шашлыки, баня, отдых с друзьями. Их дача. Место, куда они приезжали лишь отдохнуть, пока я всё лето поливала грядки и крашила забор.
Ты не имеешь права! воскликнула Оля, забыв о миротворчестве. Это и наша тоже! Мы там всё детство провели!
Документы у меня, пожала плечами я. А детство, Олечка, закончилось.
Вырученных денег хватит, чтобы покрыть расходы, компенсировать моральный ущерб и, возможно, улететь в Испанию. Зинаида говорила, там прекрасно.
Они смотрели на меня, как на чужую. Перед ними стояла не их тихая, покорная мама, а женщина со стальным стержнем
