«Ты бедна и будешь вечно жить в съемной квартире», говорила свекровь. А теперь она арендует комнату в моём особняке.
А шторы можно поменять? голос Алевтины Сергеевны за спиной звучал тяжёлым, как бархат на окнах, который ей так не нравился. Этот цвет давит. Делает комнату мрачной.
Ксения медленно осмотрела стену. Она сама выбирала эту ткань плотный бархат бордового оттенка, идеально контрастировавший со светлыми стенами и старинным комодом. Это была её маленькая дизайнерская победа.
Не нравится? спросила она.
Что ты, дорогая. Дарёному коню в зубы не смотрят Я лишь высказываю своё мнение. У меня же тоже есть право голоса в доме сына?
Ксения наблюдала за свекровью, скрестив изящные руки на груди, и слегка отталкивающе разглядывала комнату.
Свою комнату. Ту же, которую мы с Дмитрием отдали ей в новом доме. В нашем «замке», как шутил Дима, глядя на башни, о которых я мечтала с детства.
Конечно, имеете право, Алевтина Сергеевна.
Хорошо. А то я уже подумала, что и за право дышать здесь придётся отчитываться.
Двадцать лет. Двадцать лет прошли, а всё осталось почти тем же. Менялись лишь декорации.
Раньше арендовали крошечную «однушку» с цветочными обоями, теперь просторный дом, каждый квадратный метр которого был результатом нашей с Дмитрием труда.
Я просто хочу немного уюта, добавила она, проводя пальцем по полированному комоду. Пыль её надо бы вытереть. Но ты и не привыкать. Вы же с Дмитрием столько лет живёте в чужих уголках.
Внутри меня сжалось чтото знакомое, как призрачная боль в давно ампутированной конечности. Я вспомнила тот день, когда мы с Дмитрием толькочто переехали в первую квартиру: маленькую, на окраине, с протекающим краном и скрипучим паркетом. Мы были счастливы до дрожи.
Тогда появилась она. Окинула взглядом наше скромное жилище, сжала губы и вынесла вердикт, глядя не на сына, а на меня.
Ты бедна и вечно будешь тянуть его к себе в пропасть. Запомни мои слова: у тебя ничего не будет, и никогда.
Я промолчала. Что могла ответить двадцатилетняя девушка, влюблённая и уверенная, что любовь всё победит?
И победила. Но цена была двадцать лет моей жизни, двадцать лет упорного труда, бессонных ночей, два кольцазалог, заложенных в банк, и один рискованный ITпроект, который в конце концов «выстрелил», позволяя нам позволить себе всё.
Алевтина Сергеевна за эти годы потеряла всё. Сначала мужа, потом квартиру в центре, вложив деньги в аферу, посоветованную «очень статусной дамой». Жажда лёгких денег и статуса оставила её ни с чем.
Дмитрий говорит, вы отдали мне лучшую гостевую комнату, свекровь подошла к окну. С видом на сад. Наверное, чтобы я видела, как ты там с розами возитесь, и не забывала о своём месте.
Наше место теперь здесь, твёрдо ответила я. И ваше тоже.
Моё место, дорогая, было в моей квартире, отрезала Алевтина Сергеевна. А это временный приют. Щедрый жест, чтобы все видели, какая добрая жена у моего сына. Не забывчивая.
Она обернулась, и в её глазах я увидела ту же холодную, отравляющую пренебрежительность, что и двадцать лет назад.
Главное, чтобы твой замок не оказался карточным, Ксения. Ведь падать с такой высоты будет больно.
Вечером, за ужином, Алевтина снова вернулась к швам. Она говорила изящно, обращаясь только к Дмитрию.
Дмитрий, я подумала У тебя теперь статус, своя компания. К вам, наверно, приходят партнёры. Дом должен соответствовать. А эти тёмные комнаты они создают гнетущее впечатление.
Я поставила на стол салат, руки не дрожали. Я давно научилась контролировать себя.
Мама, нам нравится, мягко сказал Дмитрий. Ксюша сама всё выбирала, у неё отличный вкус.
У Ксюши практический вкус, сразу подхватила свекровь, одарив меня снисходительной улыбкой. Она привыкла, чтобы всё было безупречно и навсегда. Хорошая черта для тяжёлых времен.
Но сейчас сейчас можно позволить себе лёгкость, свет. У меня есть знакомая, талантливая декораторша. Она могла бы дать несколько советов.
Я почувствовала, как меня загоняют в угол. Отказать значит быть упрямой и не желать добра дому. Согласиться значит признать свой вкус никчёмным.
Я подумаю, ровно ответила я.
Думать тут нечего, дорогая. Нужно действовать, пока дом не пропитался этой московской банальностью.
На следующий день я зашла на кухню и застыла. Все мои баночки со специями, собранные годами со всего мира, были смещены в один угол. На их месте красовался сервиз Алевтины Сергеевны единственное, что она привезла из прошлого.
Я просто немного прибиралась, возникла свекровь за спиной. У тебя всё както хаотично. Муж должен приходить в дом, где порядок. Это его успокаивает.
Я молча собрала специи и начала ставить их обратно.
Не надо было, я сама бы.
Конечно, сама, вздохнула Алевтина. Ты всегда всё делаешь сама. Сильная женщина. Только изза таких сильных женщин мужчины становятся слабыми. Ты всё тянула на себе, и Дмитрий это принял. А ему с самого начала нужно было дать почувствовать себя главным.
Эти слова прозвучали как удар под дых. Все годы, когда я писала код, поддерживала его после провалов, искала инвесторов для первого проекта, всё это перечёркивалось одной фразой. Оказывается, я делала его слабым.
Вечером я попыталась поговорить с Дмитрием. Он выслушал, обнял.
Ксюша, ну что ты? Она уже пожилая, всё потеряла. Ей нужно чувствовать себя нужной. Она помогает, как умеет. Неужели тебе так важны эти баночки?
Не дело в баночках, Дмитрий! Дело в том, что она принижает всё, что я делаю. Всё, чем я являюсь!
Она просто тебя не знает, сказал он примирительно. Дай ей время. Она увидит, какая ты у меня замечательная.
Я отстранилась. Он не понимал. Он любил меня, был на моей стороне, но он не видел ядовитого яда в словах его матери. Он видел лишь её трагедию, а не её суть.
В ту ночь я долго смотрела из окна спальни на свой сад. Я сама посадила каждую розу, проложила каждую тропинку. Этот дом был моей крепостью, доказательством того, что Алевтина Григорьевна ошибалась.
Но теперь враг был внутри и не собирался уходить. Он хотел лишить меня этой победы, превратить мой замок в свою территорию. Я поняла, что уступки и компромиссы бесполезны. Мирной жизни не будет.
Точка невозврата наступила в субботу. Я вернулась из города, ещё не дошла до дома, как услышала с террасы незнакомый женский голос и знакомый тон свекрови.
На террасе, в любимом кресле, сидела ухоженная дама, а Алевтина Жестом указывала на сад.
и вот, Раиса, я вижу чудесный альпийский уголок. А эти старомодные розы можно убрать. Они лишь места занимают. Сделаем газон, чтобы было просторно, воздухом!
Я остановилась в тени арки, обвитой плющом, меня не заметили. Слушала каждое слово.
Прекрасная идея, Алёна, отозвалась Раиса, та же «декораторша». Этот саду не хватает столичного шика. Всё переделаем. Дмитрий будет в восторге.
Во мне чтото разорвалось, но не звоном, а тихим окончательным шипом. Это был мой сад, мои растения, моя радость от первого бутончика. Это было не просто место отдыха, а моё творение.
А они, не спросив, решали его судьбу. Разрушали.
Достаточно. Хватит.
Я не вышла к ним, не устроила сцену. Просто повернулась, села в машину и уехала.
Во мне не осталось ни обиды, ни злости. Оставался лишь холодный, кристально ясный расчёт тот же, что не раз спасал наш бизнес. Я позвонила риелтору, с которым работала в коммерческой недвижимости: «Сергей, добрый день. Нужна квартира в аренду, срочно. Статус VIPклиент, условия вышлю».
Через три часа я вернулась. Дмитрий уже был дома, в кухне шла напряжённая беседа. Я вошла, положила на стол ключи и папку с документами.
Добрый вечер, Алевтина Сергеевна, Раиса. Я рада, что вы нашли время обсудить дизайн моего сада.
Раиса покраснела, а свекровь, наоборот, выпрямилась.
Мы просто делились идеями, дорогая, ради общего блага.
Конечно, кивнула я и обратилась к мужу. Дмитрий, я решила проблему.
Он удивлённо посмотрел на меня.
Какую именно?
Дискомфорт мамы. У неё действительно есть право: ей нужно собственное жильё, где она будет полной хозяйкой, без чужих вкусов.
Я развернула папку.
Вот. Я нашла для Алевтины Сергеевны квартиру в новостройке, с консьержем, в десяти минутах от нас. Просторную, светлую, с отличным ремонтом. Завтра в десять можем посмотреть. Все договорённости уже сделаны.
В комнате воцарилась гнетущая тишина. Дмитрий метался между мной и матерью, не находя слов. Алевтина бледно моргнула.
Что это значит? Ты меня выгоняешь?
Что вы, улыбнулась я, и в этой улыбке не было ни крошки тепла. Я дарю вам то, чего вы так желали: свободу.
Свободу от моих штор, от моих специй, от моих роз. Вы сможете купить любые мебель, пригласить любого дизайнера и обустроить уют, о котором мечтали. Конечно, за наш счёт.
Это был безупречный ход. Я не выгоняла. Я дарила. Отказаться от такого «подарка» означало признать, что дело не в комфорте, а во власти над моей территорией.
Дмитрий первым пришёл в себя. Он попытался превратить всё в шутку, неуверенно улыбаясь:
Ксюша, ты выдумщица. Зачем так усложнять? Мамочка, она не так имела в виду.
Но Алевтина уже поняла, что это не шутка. Её лицо стало жёстким и злым.
Ты позволишь ей так со мной? С мамой? Выгонять меня из твоего дома?
Это тоже мой дом, чётко сказала я. И я не выгоняю. Я предлагаю лучшие условия.
Весь вечер Дмитрий пытался «погасить конфликт». Когда Раиса поспешно ушла, он зашёл в спальню, где я уже складывала вещи свекрови в коробки.
Это было слишком жёстко. Можно было просто поговорить.
Я говорила, ответила я, глядя ему прямо в глаза. Десять раз. Но ты слышал лишь о шторах и баночках. Для меня это была жизнь, которую она каждый день топтала, доказывая, что я здесь ничтожна.
Я подошла к окну, за которым темнел мой сад.
Двадцать лет, Дмитрий. Двадцать лет я слышала, что я никчёмна. Я молчала, работала, строила этот дом, чтобы доказать и себе, и ей, что я чегото стою. А она пришла и захотела отнять всё. Я не позволю. Этот дом наша крепость, а не поле битвы, где я каждый день борюсь за право дышать.
Я не стану воевать с твоей матерью. Я просто уберу её из линии огня. Теперь выбирай.
Он молчал, и в этом молчании я поняла: он осознал всё. Он понял, что моё терпение и любовь тоже имеют предел. Этот предел пришёл.
Переезд занял три дня. Алевтина Сергеевна не разговаривала со мной, лишь бросала злобные взгляды. Всё было перенесено без слов. Когда всё закончилось, она стояла посреди новой светлой, но пустой квартиры своей квартиры.
Надеюсь, вам здесь понравится, сказала я, прощаясь.
Ответа не последовало.
Прошло два месяца. Воздух в доме стал другим, легче. Я снова пела, готовя завтрак. Мы с Дмитрием чаще смеялись, вспоминая мелочи. Замок перестал быть крепостью, которую нужно защищать. Он стал просто нашим домом.
По воскресеньям мы навещали Алевтину Сергеевну. Она обставляла свою квартиру по своему вкусу, вешала светлые шторы, но уюта там не было. Было сухо, почти гостинично. Она разговаривала с сыном, почти не замечая меня.
Однажды я услышала, как она жалуется Дмитрию на сломанный кран:
позвонила в ЖЭК, а они говорят ждите три дня. Представляешь? Когдато твой отец бы всё решил одним движением.
Тогда я всё поняла. Дело было не во мне, не в моей бедности или богатстве. Дело было в утрате власти. Алевтина отчаянно пыталась вернуть контроль, управляя хоть небольшим миром своей невестки.
Но я уже не была той девушкой из арендованной однушки. Я подошла к Дмитрию, взяла его за руку и обратилась к свекрови:
Мы вызовем вам мастера, Алевтина Сергеевна. Не волнуйтесь.
Во мне не было злорадства, не было жалости. Оставалась пустота. Женщина, которая двадцать лет назад вынесла мне приговор, теперь жила в комнате моей жизни. И «арендную плату» за эту комнату я платила своим спокойствием. Это была самая выгодная сделка в моей жизни.
Прошёл год. Золотая осень заливала сад тёплым светом. Я сидела на террасе, закуталась в плед и смотрела на свои розы. Они увядали, но в их увядании была зрелая красота. За этот год я почти забыла о гнетущем тревожном ощущении, которое гнало меня месяцами.
Дмитрий пришёл с двумя чашками и присел рядом.
Замерзла?
Нет, мне хорошо.
Он обнял меня за плечи. Наши отношения тоже изменились. Исчезла тень его долга перед матерью и её обиды. Мы были просто вдвоём, настоящая команда.
Мама звонила, сказал он аккуратно.
Я оставалась спокойна. Его звонки уже не вызывали эмоций, стали обычной рутинойЯ закрыла глаза, вдохнула аромат грядущей весны и улыбнулась, понимая, что наш дом обретает своё истинное, тихое счастье.
