Странный сон
Однокурсница Света обошла все четыре комнаты, разглядывая старинную мебель. «Да у теж тут хоромы! воскликнула она. Выходит, ты золотая невеста!» Алевтина тяжело опустилась в кресло. «Зачем пришла? В деканате знают, я болела…»
Света плюхнулась на поскрипывающий кожанный диван. Але морщилась в доме всё хранило память десятилетий. «Ну?» торопила она, чувствуя, как слабость снова накатывает.
«Староста Сашка просил, протянула Света. Узнал, что рядом живу. Ну ты же знаешь, какой он зануда. Спрашивает, не надо ли тебе чего. Ты ведь теперь совсем одна… Хотя в такой квартире не пропадёшь!» в голосе звенела зависть.
Алевтина с трудом поднялась. «Спасибо, что навестила. Передай Саше ничего не надо». Света нехотя потопала к выходу, но на пороге обернулась: «Я б тут вечеринки устраивала! Вам-то везёт…»
«Кому нам?» равнодушно спросила Аля.
«Блаженным! Не от мира сего!» выпалила Света. Дверь захлопнулась.
Сон не шёл. Сколько себя помнила, Алевтина жила здесь с бабушкой Агнией. Та была строга: с детства внучка учила этикет, французский, немецкий бабушка могла внезапно заговорить на любом, и отвечать полагалось без запинки.
Родителей Аля не знала. Бабка не любила вспоминать «неблагодарную дочь», сбежавшую с каким-то Виктором в секту. Через три года пришла весть они сгорели на «обряде». Подробностей не рассказывали. Да Але и не надо было не скорбела о тех, кого не помнила.
В дом пускали немногих: портниху Фросю, старого врача Никифора Игнатьевича, подруг бабки Марфу и Поликарпа. И давнего ухажёра Петра Степановича, бывшего ювелира.
Так и росла Алевтина меж этих теней. В школе сначала пугалась шума, но научилась жить в двух мирах бабушкином и том, что шумел за стенами.
Беда пришла нежданно. Бабка, никогда не покупавшая еду у чужих, вдруг принесла грибов. «Вспомнился суп, что нам стряпала кухарка Пелагея на даче…»
Суп пах дивно. Аля съела две тарелки. Первой скрутило бабку, потом её. Врач не отвечал уехал за город. Бабка не верила «скорой», но когда потеряла сознание, Аля едва набрала «03». Успела открыть дверь там её и нашли.
Теперь надо было жить. На стипендию даже повышенную не протянуть. Квартплата съедала всё.
Пётр Степанович купил пару антикварных безделушек обманул, конечно, но дал передохнуть. Проблема оставалась: старый дом требовал денег.
И Аля вспомнила: когда-то это была коммуналка. Потом прадеду отдали всю за заслуги.
Она решила сдать комнаты. Себе оставила одну, трёх жильцов и плата выходила приличная. Главное найти тихих, лучше женщин.
Объявление на сайте вызвало поток звонков. То гастарбайтеры, то семьи с орущими детьми, то студентки, спрашивавшие: «А можно гостей?»
Когда звонки стихли, Аля собралась в агентство. Но не дошла.
На скамейке сидела женщина с детьми. Девочка жевала засохлый пряник, мальчик плакал на коленях. Женщина кричала в телефон: «Серёжа, куда нам идти? Дети голодные! Пусть твоя Люда потерпит нам бы угол!»
Алевтина подсела. «Вам помочь?»
Женщина Ольга всхлипнула: «Муж выгнал. Ночьються негде…»
Час спустя дети спали, а Ольга рассказывала: «Сиротой с двенадцати. Родители алкоголики. После детдома вернулась в нашу разваленную квартиру. Дура была продала, а деньги у меня отобрали. Приютила старушка, да там её внук Сергей… Глаза горят, слова как мёд. Бабка предупреждала: Оборотень. Не послушала…»
Аля предложила комнату. «Поживёте, потом видно будет».
Но планы рухнули. Следующим стал Ефим Лукич старика выгнала сноха после смерти сына, забрав квартиру по поддельной дарственной. Его нашли в подъезде сосед тащил его на мороз.
Последней комнатой завладел слепой Гриша. Опекун обобрал его и выставил. Аля увидела, как подростки издевались: «На, хлеба!» и бросали сухарь мимо. Гриша шёл на голос, губы дрожали.
Теперь у Алевтины семья. Ольга подрабатывает уборщицей. Гриша нянчит детей сказки сочиняет, хоть и не видит. Ефим Лукич, бывший кок, варит из простого шедевры.
И Аля не жалеет. Теперь, открывая дверь, она знает: её ждут. Вся её странная, случайная семья.
