Я вспоминаю далёкое прошлое, когда мне, Людмиле Ивановне, исполнилось тридцать лет, а вес тела уже достигал ста двадцати килограммов. Почему так случилось болезнь, сбой в работе организма, нарушение обмена я лишь догадывалась, но даже самая дальняя дорога к врачам в областном центре казалась невыполнимой: дорога длинна, а цена в рублях высока, как будто бы туда следует платить золотом.
Тот самый поселок, где я жила, располагался на краю карты, словно последняя пылинка на земле. В нём время течёт посвоему: зимы держатся в вечном лютом холоде, весна превращается в грязные дороги, лето задушивает жарой, а осень льёт дождем, будто бы плачет. Именно в этом медленном, тяжёлом течении дней я, Людмила, тащила своё тело, будто тяжёлый котёл, наполненный печалью и одиночеством.
Тридцать лет и жизнь казалась запертой в болоте собственного тела. Сто двадцать килограммов были не просто цифрой, а стеной между мной и миром, стеной из усталости, одиночества и тихого отчаяния. Я подозревала, что причина кроется внутри, в поломке или болезни, но путь к врачу в областной больнице казался невозможным: слишком далеко, слишком дорого и, казалось, напрасным.
Я работала няницей в городском детском саду «Колокольчик». Дни были пропитаны ароматом детской каши, запахом сменных подгузников и всегда влажными полами. Мои большие, нежные руки умели успокаивать плачущего малыша, быстро застилать десятки кроваток и протирать пятна так, чтобы ребёнок не чувствовал вины. Дети любили меня, тянулись к моей мягкости и спокойной ласке, но их восхищение было лишь слабой отрадой от пустоты, ожидавшей меня за воротами садика.
Я жила в старом пятиэтажном бараке, построенном ещё в советские времена. Двор держался на ветру, доски скрипели по ночам, а каждый сильный порыв ветра заставлял стены дрожать. Два года назад меня покинула мать тихая, измождённая женщина, похоронившая все мечты в этих же стенах. Отец у меня не был он исчез из нашей жизни давно, оставив лишь пыль воспоминаний и старую фотографию.
Быт был суров. Из крана текла холодная, ржавчивая вода, туалет располагался на улице и зимой превращался в ледяную пещеру, а летом в варежку от жары. Наибольшим тираном была печка. Зимой она пожирала две повозки дров, высасывая из моих заработков последние копейки. Я сидела долгими вечерами перед чугунными дверцами, вглядываясь в пламя, будто бы оно съедало не только дрова, а и мои годы, силы, будущее, оставляя лишь холодный пепел.
И вот однажды, когда сумерки наполнили комнату сизой грустью, случилось чудо. Тихий стук в дверь, как шаги соседки Надежды в потёртых валенках. Она стояла в дверях, держала в руках две хрустящие купюры.
Люда, прости меня, ради Бога. Вот, две тысячи рублей. Я не забыла про долг, прости, пробормотала она, протягивая деньги в мои руки.
Я лишь удивлённо посмотрела на купюры, давно уже списав тот долг в небытие.
Не надо, Надя, не стоит волноваться, сказала я.
Стоит! горячо возразила соседка. Потому что теперь у меня есть деньги! Слушай
Понижая голос, словно делилась страшной тайной, Надежда рассказала невероятную историю о таджиках, которые прибежали в наш поселок. Один из них, увидев её с метлой, предложил странный, даже пугающий заработок пятнадцать тысяч рублей.
Им срочно нужна гражданка, видишь, они ищут в наших «дырках» вымышленных невест. Вчера уже записали меня. Не знаю, как они договариваются в ЗАГСе, наверное, деньгами, но всё быстро. Моего мужа, Равшана, сейчас «для годится», а скоро уйдёт. Моя дочь Светка тоже согласилась ей нужен пуховик, зима уже близко. А ты? Смотри, какой шанс. Деньги нужны? Понадобятся. А жених? говорила она, не скрывая горечи.
Эти слова прозвучали без злобы, но с горькой правдой. Я почувствовала знакомую боль в сердце и лишь миг подумала: Надя права. Настоящий брак мне не светил. Невест не было и быть не могло. Моя жизнь ограничивалась садом, магазином и комнатой с пожирающей печкой. А тут деньги. Целых пятнадцать тысяч. На эти средства можно купить дрова, наклеить новые обои и хоть немного развеять печаль старых, обшарпанных стен.
Хорошо, тихо согласилась я. Принимаю.
На следующий день Надежда привела «кандидата». Когда я открыла дверь, меня охватил странный крик, и я отодвинулась в тёмный прихожий
Осенью я всё ещё вижу ту же картину: я, отворив дверь, ахнула и отступила в глубину тёмного коридора, пытаясь скрыть свою массивную фигуру. На пороге стоял юноша высокий, стройный, с лицом, ещё не исписанным тяжестью жизни, и огромными, очень тёмными, печальными глазами.
Боже, он же ещё совсем мальчишка! воскликнула я.
Юноша выпрямился.
Мне уже двадцать два, сказал он ясно, почти без акцента, лишь с лёгкой мелодичной интонацией.
Видишь, подзадорила Надя, мой на пятнадцать лет моложе, а у вас разница лишь в восемь лет. Муж в полном расцвете сил!
Но в ЗАГСе сразу отказались регистрировать брак. Служащая в строгом костюме измерила их подозрительным взглядом и сухо объяснила, что по закону предусмотрен месяц ожидания. «Чтобы было время подумать», добавила она, задержав паузу.
Таджики, выполнив свою деловую часть, уехали работать. Но перед отъездом юноша, которого звали Рахмат, попросил у меня номер телефона.
Одиночка в чужом городе, пояснил он, и в его глазах я увидела знакомое чувство растерянность.
Он стал звонить каждый вечер. Сначала звонки были короткими и неловкими, затем длились дольше, откровеннее. Рахмат оказался удивительным собеседником: рассказывал о горах, о солнце, которое там совсем другое, о матери, которую безмерно любил, и о том, как приехал в Россию, чтобы поддержать большую семью. Он интересовался моей работой в детском саду, а я, к своему удивлению, начала делиться. Не жаловаться, а рассказывать смешные случаи из садика, описывать дом, запах первой весенней земли. Я ловила себя на том, что смеюсь в трубку звонко, подетски, забывая о возрасте и весе. За месяц мы узнали друг о друге больше, чем некоторые пары за годы совместной жизни.
Прошёл месяц и Рахмат вернулся. Я, натягивая своё единственное праздничное серебристое платье, которое плотно облегало фигуру, чувствовала странное волнение: не страх, а трепет. Свидетелями были его земляки такие же подтянутые и серьёзные парни. Церемония в ЗАГСе прошла быстро и буднично, но для меня она стала вспышкой: блеск обручальных колец, официальные слова, ощущение нереальности происходящего.
После регистрации Рахмат проводил меня домой. Войдя в знакомую комнату, он торжественно вручил конверт с деньгами, как было оговорено. Я взяла его, чувствуя странный груз в руке тяжесть выбора, отчаяния и одновременно новой роли. Затем юноша вынул из кармана маленькую бархатную коробочку. На черном бархате лежал изящный золотой цепочек.
Это тебе подарок, тихо сказал он. Хотел купить кольцо, но не знал размер. Я я не хочу уезжать. Хочу, чтобы ты стала моей женой понастоящему.
Я замерла, не в силах произнести ни слова.
За этот месяц я слышал твою душу через телефон, продолжал он, и его глаза светились взрослым, серьёзным огнём. Она добра и чиста, как у моей матери. Моя мама умерла, она была второй женой моего отца, и он её безмерно любил. Я полюбил тебя, Людмила, понастоящему. Позволь мне остаться здесь, с тобой.
Это была не фиктивная регистрация, а предложение руки и сердца. И я, глядя в его искренние, но печальные глаза, увидела там не жалость, а то, о чём давно перестала даже мечтать: уважение, благодарность и нежность, рождающуюся прямо на моих глазах.
На следующий день Рахмат снова уехал, но уже не как разлука, а как начало ожидания. Он работал в столице вместе со своими земляками, а по выходным приезжал ко мне. Когда я узнала, что ношу под сердцем ребёнка, Рахмат сделал важный шаг: продал часть своей доли в совместном деле, купил подержанную «Газель» и навсегда вернулся в наш посёлок. Он занялся перевозками возил людей и грузы в районный центр, и дело быстро пошло в гору благодаря его трудолюбию и честности.
Вскоре у нас родились два сына. Через три года появился второй оба красивы, смуглые, с глазами отца и ласковой материнской душой. Их дом наполнился детским смехом, криками, топотом маленьких ножек и ароматом настоящего семейного счастья.
Мой муж не пил и не курил религия того запрещала был удивительно трудолюбив и смотрел на меня с такой любовью, что соседки завидовали. Разница в возрасте в восемь лет исчезла в этой любви, стала незаметной.
Но самое удивительное произошло со мной самой. Я словно расцвела изнутри. Беременность, счастливый брак, забота не только о себе, но и о муже и детях заставили моё тело измениться. Лишние килограммы таяли сами, день за днём, как ненужная оболочка, скрывающая хрупкое и нежное существо. Я не сидела на диетах просто жизнь переполнялась движением, делами, радостью. Я стала красивее, в глазах появился блеск, а в походке упругость и уверенность.
Иногда, стоя у печи, которую теперь бережно топил Рахмат, я смотрела на играющих на ковре сы́нков и ловила тёплый, восхищённый взгляд мужа. И тогда я думала о том странном вечере, о двух тысячах рублей, о соседке Наде и о том, что самое великое чудо приходит не в громах и молниях, а в тихом стуке в дверь. Вместе с незнакомцем с печальными глазами, который однажды подарил мне не фиктивный союз, а настоящую жизнь. Новую, настоящую.
