«Собака даже твои котлеты не ест», смеётся Дмитрий Петров, бросая в мусорницу остатки ужина. Я слышу грохот фарфора о пластик, и тело дрожит от звука.
Он указывает на Барбоса, который отмахивает головой, отказываясь от куска. Дмитрий оттискивает руки дорогим кухонным полотенцем, специально купленным к новому набору мебели.
Он всегда тщателен, когда речь идёт о его имидже.
«Ульяна, я говорю тебе: дома готовить, когда я принимаю гостей, непрофессионально. Пахнет как бедность», произносит он с отвращением, будто у него во рту осел гнилой привкус.
Я смотрю на него, на безупречно выглаженную рубашку, на дорогие часы, которые он никогда не снимает, даже дома. И впервые за много лет я не ощущаю обиды и желания оправдываться. Ощущаю лишь холод кристальный, пронизывающий.
«Через час придут», продолжает он, не замечая, как я дрожу. «Закажи стейки в «Гранд Роял», салат с морепродуктами и надень то синее платье». Он бросает быструю оценочную взгляду.
«И поправь причёску. Твоя причёска спасёт тебя», добавляет он, глядя в телефон, отдавая указания помощнику.
Я кивнула, будто автоматический кивок, и начала собирать осколки тарелки. Каждый осколок остр, как его слова. Спорить было бессмысленно.
Все мои попытки стать лучше для него заканчивались унижением. Он высмеивал мои курсы сомелье, называя их «клубом скучающих домохозяек». Мои попытки в декоре «безвкусие». Еда, в которую я вкладывала душу, летела в мусор.
«И принеси хорошее вино», сказал Дима в телефон, «только не то, что ты пробовала на курсах, а что-нибудь приличное». Я встала, выкинула осколки и посмотрела в тёмный экран духовки. Увидела измождённую женщину с тусклыми глазами, которая слишком долго пыталась стать удобным элементом интерьера.
Я пошла в спальню, но не за платьем. Открыв шкаф, вытащила дорожный чемодан. Через два часа я уже устраиваюсь в дешёвый отель на окраине Москвы, избегая друзей, чтобы он не нашёл меня сразу.
« Где ты? спросил он спокойно, но в голосе слышалась угроза, как у хирурга, готового разрезать опухоль. Гости уже пришли, а хозяйки нет. Плохо».
«Не приду», отвечаю я.
«Что значит «не приду»? Ты расстроилась изза котлет? Ульяна, не веди себя как ребёнок, возвращайся», его голос уже не вопрос, а приказ.
«Подаю на развод», говорю я. На линии слышится тихая музыка и звон бокалов, его вечер продолжается.
«Понятно», с холодным смехом отвечает он. «Хочешь показать независимость? Посмотрим, как долго продержишься. Три дня?». Он вешает трубку, не веря в меня. Для него я лишь сломанный аппарат.
Встреча происходит через неделю в конференцзале его офиса. За длинным столом сидит Дмитрий, рядом блестящий адвокат с лицом карточного шулера. Я прихожу одна, намеренно.
«Ну, уже повеселилась?» улыбается Дима своей снисходительной улыбкой. «Готов простить, если, конечно, ты извиняешься за этот цирк». Я тихо кладу перед ним бумаги о разводе.
Его улыбка угасает, он кивает адвокату.
«Мой клиент», мягко говорит юрист, «готов пойти навстречу, учитывая твоё, скажем, нестабильное эмоциональное состояние и отсутствие дохода». Он протягивает мне папку.
«Дмитрий оставит тебе машину и выплатит алименты на шесть месяцев. Сумма щедрая, чтобы ты могла арендовать скромную квартирку и найти работу». Я открываю папку. Сумма унизительна: копейки, а не даже крошки со стола.
«Квартира, конечно, остаётся у Дмитрия», продолжает адвокат. «Куплена до брака». Дела его тоже его. Совместного имущества почти нет. «Я вела быт», говорю я, но голос мой твёрд. «Создавала уют, который он использовал, организовывала приёмы, помогавшие ему заключать сделки». Дмитрий фыркает.
«Уют? Приёмы? Ульяна, нелепо. Любая горничная сделала бы лучше и дешевле. Ты была лишь красивой аксессуарой, которая сейчас падает в цене». Его слова режут, но вместо слёз внутри закипает гнев.
«Я не подпишу», отталкиваю папку.
«Ты не понимаешь», вмешивается Дима, наклоняясь. «Это не предложение, а ультиматум. Прими и уйди тихо, иначе получишь ничего. У меня лучшие адвокаты, они докажут, что ты паразит». Он наслаждается словом «паразит».
«Без меня ты ничто, пустое место, даже котлеты не пожаришь. Какой ты противник в суде?», говорю я, впервые глядя на него не как на мужа, а как на чужого.
Он выглядит испуганным мальчишкой, боящимся потерять контроль.
«Встретимся в суде, Дима. И нет, я не приду одна». Я выхожу, чувствуя его ядовитый взгляд за спиной. Дверь за мной закрывается, отрезая прошлое. Я знаю, он будет пытаться меня разрушить, но я готова.
Суд проходит быстро и унизительно. Адвокаты Дмитрия изображают меня как инфантильную зависимую, которая после ссоры изза «провального ужина» решила отомстить. Мой адвокат пожилая спокойная женщина просто последовательно представляет чеки и выписки.
Чеки за продукты для тех самых «непрофессиональных» ужинов, счета за химчистку костюмов Дмитрия перед важными встречами, билеты на мероприятия, где я помогала ему заводить контакты. Всё это доказывает, что я не паразит, а неоплаченный сотрудник.
В конце я получаю чуть больше, чем он предлагал, но далеко не то, что заслуживала. Главное я не позволила себя раздавить.
Первые месяцы самые тяжёлые. Я снимаю крошечную студию на верхнем этаже старого дома. Деньги поджимают, но впервые за десять лет я засыпаю без страха услышать очередное унижение.
Однажды, готовя ужин для себя, я наслаждаюсь процессом. Вспоминаю его слова: «Пахнет бедностью». Но что, если бедность может пахнуть дорого?
Я начинаю экспериментировать, беря простые ингредиенты и превращая их в изысканные блюда. Тех самых котлет, которые я делала из трёх видов мяса с ягодным соусом, я превратила в полуфабрикат высокого уровня. Для занятых, но ценящих вкус людей.
Я назвала проект «Ужин от Ульяны». Создаю простую страницу в соцсетях, выкладываю фото. Сначала заказов мало, потом ход слухов растёт.
Переломный момент письмо от Ларисы, жены одного из бывших партнёров Дмитрия. «Ульяна, помню, как Дима тебя унижал. Можно попробовать твои знаменитые котлеты?» пишет она. Лариса не просто попробовала, а оставила восторженный отзыв в блоге, и заказы начали литься.
Через полгода я уже арендую небольшую мастерскую, нанимаю двух помощников. Моё «домашнее фinedining» становится трендом.
Появляются серьёзные предложения: представитель крупной розничной сети ищет поставщика премиумлинии. Презентация идёт безупречно. Я говорю о вкусе, качестве и экономии времени для успешных людей, предлагая не только еду, но и стиль жизни. При обсуждении цены я назвал сумму, от которой у меня отскочило сердце, и они согласились без торга.
В это время до меня доходят новости о Дмитрии. Его самоуверенность сыграла злую шутку. Он вложил все деньги, в том числе кредиты, в рискованный строительный проект за границей, будучи уверен, что получит jackpot. Партнёры предали его, те же, для кого он заказывал стейки, сочли его ненадёжным после нашей разводной истории, и проект рухнул, погрузив Диму в долги.
Сначала он продаёт бизнес, чтобы выплатить самых нетерпеливых кредиторов, потом машину, а последним падает квартиракрепость. Он оказывается на улице с огромными долгами.
Часть контракта с сетью включает благотворительную программу. Я выбираю фонд столовую для бездомных в Москве, не ради PR, а для себя. Однажды прихожу туда без предупреждения, в простой одежде, помогаю раздавать еду.
Я вижу варёную капусту, дешёвый хлеб, уставшие лица в очереди, гул голосов. Я раздаю гречку и гуляш, когда вдруг замираю.
Он стоит в очереди. Истощённый, с густой щетиной, в слишком большом пиджаке, опуская взгляд, будто боится быть замеченным. Линия продвигается, он оказывается передо мной, протягивает пластиктарелку, не поднимая головы.
«Здравствуйте», тихо говорю я.
Он дрожит. С огромным усилием поднимает глаза: в них удивление, шок, ужас и, наконец, подавленное стыд. Он пытается чтото сказать, но звук не выходит.
Я беру половник и кладу на его тарелку два большие розовые котлета те самые, которые когдато летели в мусор под моим смехом. Мой фирменный рецепт, специально разработанный для столовой, чтобы даже обездоленные могли почувствовать человечность ужина.
Он смотрит на меня, потом на еду, на котлеты, которые когдато смеялись в мусорке. Я не говорю ни слова, ни упрёка, ни гордости. Я просто смотрю, спокойно, почти безразлично. Весь гнев, вся обида, что горела во мне годами, сгасла, превратившись в холодный пепел.
Он молча берёт тарелку и, сутулясь ещё больше, уходит к дальнему столу. Я наблюдаю, как он уходит, не чувствуя триумфа. Нет радости от мести, только странное пустое чувство завершённости. Круг замкнулся.
История заканчивается. В этой тихой, пахнущей капустой столовой я понимаю: победитель не тот, кто стоит на ногах, а тот, кто нашёл силы подняться после того, как его раздавили. И я накормила того, кто меня раздавил.
