В тихом спальном районе, где аккуратные палисадники украшают дома, а соседи здороваются по утрам, выделялась одна квартира не видом, а своим жильцом. Пожилой Василий Смирнов прожил здесь двадцать лет, но оставался загадкой для всех. Вежливо кивал в коридоре, иногда слабо улыбался, но избегал разговоров. Не принимал гостей, не получалёписем. Он жил один на третьем этаже дома “Берёзка” обшарпанного здания с облезлой штукатуркой и скрипучими почтовыми ящиками. Без семьи, без увлечений, без посетителей.
Но покой нарушали звуки. Сначала лёгкое шуршание, будто когти стучали о дерево. Потом протяжный скулёж, от которого сжималось сердце́. Порой раздавались яростные царапанья по дверям. Соседи оправдывали: «Старик, забывает телевизор выключить». Шутили про фильмы ужасов. Но через месяцы смех исчез. Звуки становились громче, тревожнее.
Людмила, мать двоих детей, подсунула записку: «Уважаемый Василий Иванович, просим убавить шум. Дети не спят. Нужна помощь скажите». Ответа не последовало. Сосед Ярослав постучался. Дверь приоткрылась в щели мелькнуло бледное лицо с тёмными кругами под глазами. Василий пробормотал невнятное и захлопнул дверь.
Поползли слухи:
«Психическое расстройство» шептали одни.
«Животных прячет!» предполагали другие.
«Квартира захламлена. Может, контрабанда?»
Доказательств не было. Квартира молчала под вечно задернутыми шторами. Пока в конце ноября не наступила тишина. Василия не видели три дня. Некоторые вздохнули с облегчением́чением. Но на третью ночь стены содрогнулись от во́я, скрежета и дикого царапанья.
«Казалось, существо рвётся на свободу» вспоминала Людмила, дрожащим голосом.
Через неделю Ярослав с соседом Марком вызвали полицию. Стражи порядка вскрыли дверь и замерли. Влажный, затхлый воздух пропитан тлением. Перевёрнутая мебель, ободранные обои, полу́ разорванные одеяла на полу. Но шок вызвало другое.
Восемнадцать собак.
Одни хрипло цапались, другие волочились к выходу, рёбра проступали под клочьями шерсти. Иные лежали неподвижно согнувшись под столом. А посреди этого ада́, на продавленном матрасе, покоился Василий. Руки сложены на груди, глаза закрыты словно спит. Но жизни в нём не было.
Судебмедэксперт установил: погиб мирно во сне шесть дней назад. От остановки сердца.
Собаки остались. Голодные. Перепуганные. Ожидающие.
Квартира оказалась не логовом чудовищ, а приютом. Царапины на дверях́ следы отчаянных попыток найти хозяина. Вой плач по единственному другу. Василий годами подбирал брошенных животных: кале́к с дорог, выброшенных во дворах. Корми́л на пенсию в рублях, спал на полу, укрывая их старыми одеялами. Молчал, боясь́ что питомобих отнимут.
Без него собаки не покинули тело хозяина. Скулили ночами царапали дверь тщетно пытаясь разбудить.
Н
И теперь, когда ветер стучит в старые ставни, соседи шепчут, что слышат лёгкий топот лап по лестничной клетке да тихий вой, будто души питомцев всё ещё ищут Василия, напоминая всем о жертвенной любви, что говорила без слов, но громче всяких рассказов.
