Молчала слишком долго
Ты куда? спросил Дмитрий, не поднимая глаз от ноутбука.
В магазин. Хочу купить платье, видела вчера красивое, с народным узором.
У тебя шкаф ломится. На что покупать-то?
Анна застыла в дверях. В голосе мужа не было злости лишь привычное раздражение. Как будто она снова провинилась.
У меня деньги есть те, что ты на День рождения переводил.
Платье. Конечно. Лучше бы на продукты или на Сашкины курсы.
Она промолчала. Как всегда.
По дороге в торговый центр в груди давило. Она шла, будто сквозь толстое стекло: вокруг яркие витрины, смех детей, цветы, но всё это не для неё.
Они познакомились восемь лет назад. Он перспективный стоматолог, открывавший свою клинику. Она недоучившийся дизайнер, подрабатывавший на биржах фриланса. У него был план: дом, дети, порядок. Он ухаживал красиво: дорогие подарки, слова о защите.
Зачем тебе работать? Я всё обеспечу.
Сначала это казалось заботой. Потом правилами. Потом тюрьмой.
Теперь у неё был муж, сын, квартира в центре Москвы. Но не было телефона без слежки. Карты с жёстким лимитом. Подруг почти не осталось: «Ты что, Аня, с этими пустышками время теряешь?».
А главное у неё не было права на «я хочу». Дмитрий всегда знал лучше.
В кафе она зашла случайно устала. Маленькая галерея у парка: тишина, запах масла, картины в мягком свете. Портрет кошки на подоконнике, улица под дождём, женщина у окна
Нравится? раздалось за спиной.
Она обернулась.
Это ваши работы?
Перед ней стоял мужчина в потертых джинсах, с краской на руках. Глаза синие, как небо на его полотнах.
Аня? Он прищурился. Анна Соколова?
Она вздрогнула.
Серёжа?
Он. Художник. Её первая любовь. Когда-то они мечтали о выставках, ночевали в мастерской с чаем и разговорами до рассвета. Расстались, когда она выбрала «надёжность» в лице Дмитрия.
Они сели. Серёжа принёс чай простой, без изысков, но тёплый.
Ты не изменилась, сказал он.
Изменилась, выдохнула Анна. Очень.
Они говорили, будто не было этих лет. Она смеялась сначала робко, потом свободно. Он рассказывал о поездке в Крым, выставке в Нижнем Новгороде.
А ты как? спросил он.
Она хотела сказать: «Всё хорошо». Но не смогла.
Обычно. Сын. Муж. Квартира. Всё как у людей.
Рисуешь?
Нет.
Почему?
Некогда. Да и зачем?
Ты же жила этим, Ань. Даже в метре рисовала.
Она опустила глаза.
Та жизнь кончилась.
Дома Дмитрий ждал.
Где была? Почему не брала трубку?
Села батарея, соврала она.
Удобно. А вдруг с Сашкой что?
Всё в порядке.
С кем-то виделась? голос стал ледяным.
В галерее была. Встретила знакомого.
Кого?
Старого друга.
Мужчину?
Анна стиснула зубы.
Да. Художника. Просто поговорили.
Дмитрий вышел. Через час карта перестала работать. Утром пропал ноутбук.
Решил, что интернет тебе вреден. Лучше займись домом.
Вечером она достала коробку с карандашами. Попробовала рисовать. Неудачно. Стерла. Попробовала снова. В груди щемит будто впервые вздохнула полной грудью.
Серёжа начал писать. Иногда они встречались в галерее. Он приносил бумагу, она снова училась держать карандаш.
Ты оживаешь, сказал он однажды. Тебе надо уходить.
Я не могу. Ребёнок. Нет денег. Никого.
Я помогу.
Дмитрий почуял угрозу.
Опять с тем художником? в голосе закипела ярость.
Это моя жизнь, спокойно ответила Анна.
Моя! Ты в моём доме! Ходишь в моих вещах!
Я не вещь.
Тогда вали. Без сына. Без ничего.
Она молча зашла в спальню. Открыла сообщение Серёжи: «Если решишь скажи».
Ночью, пока Дмитрий спал, она взяла паспорт, рисунки, старую футболку Серёжи и ушла.
В его квартире было мало мебели, но много света. Он накрыл её пледом, дал чаю. Не спрашивал ни о чём.
Утром съездим к юристу. Всё оформим.
Спасибо, прошептала она. Я думала, сломана. А просто спала слишком долго.
Прошло два месяца. Анна сняла комнату, устроилась помощницей в дизайн-студию. Серёжа не торопил. Просто был рядом.
Дмитрий метался: угрожал, умолял, снова угрожал. Но поздно.
Она подала заявление в полицию. Суд пока оставил сына с матерью.
В галерее выставили её работу женщина за решёткой, но за ней свет. Картина называлась «Золотая клетка».
Это вы? спросила девушка в очках.
Да.
Сильная. Настоящая.
Анна улыбнулась. Теперь у неё был голос.
Теперь она была собой.
Мораль: Быть собой не привилегия, а право. И никто не вправе его отнять.
