Так начался мой последний день учительницы младших классов в обычной школе.
Без насмешки. Без злости. Лишь равнодушный голос, словно обсуждал погоду.
— Ты не умеешь ТикТоки. Мама говорит, что старые вроде тебя должны на пенсию.
Я улыбнулась. Научилась не принимать близко.
Но всё равно… что-то внутри надломилось чуть сильнее.
Меня зовут Марина Петровна.
Тридцать шесть лет я учила первоклашек в городке под Омском.
Сегодня я упаковала класс в последний раз.
Когда начинала, в конце восьмидесятых, учительство было призванием. Связующей нитью.
Люди нам доверяли. Даже уважали.
Зарплата была маленькой, зато был почёт. А он дороже любых денег.
Родители приносили пирожки в дни собраний.
Дети рисовали поздравительные открытки с ошибками и кривыми сердечками.
А когда кто-то впервые читал вслух свое предложение…
Радость, которую не измерить рублями.
Но что-то изменилось.
Медленно. Тихо. Год за годом.
Пока однажды я не оглядела класс и не узнала дело, которое когда-то любила.
Дело не только в планшетах или интерактивных досках — хотя и в них тоже.
Это усталость.
Беспочётность.
Одиночество.
Раньше я проводила вечера, вырезая яблочки из бумаги для стен.
Теперь — заполняю поведенческое приложение, на случай жалобы родителя.
Орали на меня перед всем классом.
Не ученики — родители.
Один кричал:
— Вы явно не умеете с детьми! Я видел вас на телефоне сына.
Меня снимали, пока я успокаивала другого ребёнка, у которого истерика.
Никто не спросил, как я себя чувствую.
Никому не было дела, что мне хватало чая и силы духа.
Дети тоже другие.
Их вины тут нет.
Они растут в мире слишком быстром, слишком шумном, слишком оторванном.
Приходят в школу невыспавшиеся, переполненные экранами и без душевного стержня.
Некоторые злые. Другие напуганные.
Многие не умеют держать ручку, ждать очереди или сказать «пожалуйста».
А мы должны всё починить.
За 6 часов. Без помощников. С 28 учениками. И бюджета, на который не купить торт ко дню рождения.
Помню, когда класс был убежищем.
Стоял уголок чтения с подушками.
Утром мы пели.
Учились быть добрыми прежде, чем умножать.
А теперь?
Теперь требуют фокус на «целях обучения», «метриках» и «измеримых результатах».
Моя ценность — в том, как шестилетка закрасит кружочки на тесте в марте.
Однажды директор сказал:
— Вы слишком «душевны». Району нужны показатели.
Будто связь с детьми — это вред.
Но я шла дальше.
Потому что всегда были моменты. Крошечные, священные.
Мальчик прошептал:
— Вы как бабушка. Хочу жить у вас.
Другой оставил записку на столе:
— Тут я в безопасности.
Или стеснительный мальчик, наконец глядя в глаза:
— Я сам прочитал.
Я цеплялась за эти минуты, будто за спасательные круги.
Они напоминали: даже если мир твердит иное, я ещё делаю что-то важное.
Но этот год… сломал меня.
Выросло насилие.
Один ребёнок швырнул стул. Другой пригрозил «что-нибудь принести», когда велела сесть.
Классный телефон стал линией кризиса.
Психолог уволилась в октябре.
К ноябрю замен не осталось.
Выгорание висело в воздухе, как туман безнадёжности.
А я?
Стала чувствовать себя невидимкой. Лишней.
Как старый рубанок в цифровом мире, не верящем в живое тепло.
Сегодня я собрала класс.
Сняла с стен выцветшие рисунки — некоторым десятилетия.
Нашла коробку с открытками от класса 1995-го.
Одна гласила:
— Спасибо за любовь, хоть я вредничал.
Я плакала, читая.
Потому что тогда учитель значил что-то.
Теперь это профессия, за которую извиняются.
Не было прощальной речи. Никаких слов.
Лишь рукопожатие нового завуча, сказавшего «Марина Петровна» и взглянувшего в телефон.
Оставила коробку наклеек. Кресло-качалку. Терпение.
Но забрала с собой память о каждом ребёнке, кто смотрел с доверием, надеждой или облегчением.
Это — моё. У меня не отнять.
Не знаю, что теперь.
Может, запишусь в библиотеку волонтёром.
Может, научусь печь хлеб.
Может, сяду на лавочке с чаем, вспоминая мир, бывший когда-то мягче.
Потому что скучаю.
Скучаю, когда учитель был союзником, а не мишенью.
Когда родители и школа играли в одной команде.
Когда учить значило — взращивать, а не оценивать.
Если вы учили — вы поймёте.
Не ради каникул мы шли.
Ради ребёнка, что наконец завязал шнурки.
Ради того, кто улыбнулся после недель молчания.
Ради тех, кто нуждался в нас так, как не измерив никаким тестом.
Шли за любовь. За надежду. За веру в лучшее.
Так что, если встретите учителя — сегодняшнего или бывшего — скажите спасибо.
Не кружкой. Не яблоком.
Голосом. Взглядом. Почётом.
Потому что в мире, мчащемся слишком быстро, они останавливались.
В системе, что рухнула, они выстояли.
И в обществе
Так завершился мой последний день… Ключи от кабинета легли на стол заместителя завуча — холодные, чужие, а шаги мои затерялись в длинном коридоре старой школы, где пыль на подоконниках оказалась вернее человеческой памяти.
Сегодня семилетний мальчик сказал мне, что я ни на что не годен.
