Зять велел — уезжайте!

Когда-то давно, в одном из старых домов Москвы, случилась такая история…

«Уходите!» – ударил кулаком по столу Иван Петрович. Фарфоровые чашки звякнули, остывший чай расплескался по скатерти. «Хватит! Живите где угодно, но только не в моём доме!»

Антонина Семёновна вздрогнула, из рук её выскользнули вязальные спицы. Клубок голубой шерсти покатился по половицам, оставляя за собой неровную нить.

«Ваня, опомнись!» – схватила мужа за рукав светловолосая Ольга. Лицо её побелело.

«Я в полном уме!» – мужчина резко отстранился. «Антонина Семёновна, говорю прямо – через неделю вас здесь не должно быть».

Пожилая женщина медленно поднялась с деревянной лавки. Колени дрожали, но спину она держала прямо, как научили в тяжёлые послевоенные годы.

«Ванюша, чем я провинилась?» – голос её звучал тихо, будто осенний шёпот листвы.

«Провинилась?» – Иван горько усмехнулся. «Да вы тут второй год всем заправляете! И как детей растить, и что на ужин ставить, и даже в какой шкаф мне рубашки вешать!»

Ольга шагнула между ними.

«О чём ты? Мама же помогает! Без неё я бы не справилась с работой и двумя малышами…»

«Помощь?» – зять скривился. «Это не помощь, а настоящая диктатура! Вчера при гостях отчитала, что поздно с работы пришёл. Намедни замечание сделала – полотенце не на той вешалке висит!»

Антонина Семёновна опустилась обратно на лавку. В ушах звенело, сердце колотилось, будто сорвавшийся с цепи мотор.

«Ваня, если я лишнее слово сказала…»

«Лишнее?» – перебил он. «У вас каждое слово лишнее! То щи недосолены, то дети слишком шумные, то я в доме хозяин лишь на бумаге!»

Из детской раздался плач. Проснулась маленькая Дашенька.

«Бабушка!» – послышался испуганный детский голос. «Где ты?»

Старуха порывисто встала, но Иван преградил дорогу.

«Пусть мать идёт! Хватит тебя нянчить!»

«Иван!» – Ольга схватила его за рукав. «Что в тебя вселилось?»

«Я хочу нормальную семью! – он развёл руками. – Чтобы жена ужин готовила, а не тёща! Чтобы дети ко мне шли, а не к бабке! Чтобы вечером с женой поговорить можно было, а не выслушивать нравоучения!»

Дашенька выскочила из комнаты в ночной рубашонке, вся в слезах.

«Папочка, зачем бабулю обижаешь?»

Иван посмотрел на дочь, и лицо его немного смягчилось.

«Никто никого не обижает, солнышко. Иди спать».

«А почему бабуля плачет?»

Антонина Семёновна быстро вытерла лицо кончиком платка.

«Это пыль в глаз попала, ласточка. Иди-ка назад в кроватку».

«Не хочу! Хочу с бабулей посидеть!» – девочка прижалась к её юбке.

«Дашенька, немедленно в постель!» – рявкнул отец.

Ребёнок всплакнул ещё громче. Ольга подхватила дочь на руки.

«Пойдём, рыбка, бабушка завтра с тобой поиграет».

«А бабуля не уйдёт?» – всхлипнула девочка.

Тишина повисла тяжёлым полотном. Ольга вопросительно посмотрела на мужа, но тот отвернулся к потемневшему окну.

«Не уйдёт», – прошептала Ольга, хотя сама в этом сомневалась.

Когда дети уснули, в избе воцарилась гнетущая тишина. Антонина Семёновна сидела в углу, машинально наматывая распустившуюся пряжу. Руки дрожали, нитки то и дело рвались.

«Мама, не слушай его, – присела рядом Ольга. – Просто устал, нервы…»

«Нет, Оленька, – покачала головой старуха. – Он прав. Я слишком много на себя беру».

«Да что ты! Ты ведь нам как крыло ангельское!»

«Крыло или камень на шее?» – горько улыбнулась Антонина Семёновна.

Иван вышел из сеней в выцветшей косоворотке. Увидев их, нахмурился.

«Ольга, пойдём поговорим. Без посторонних».

Оставшись одна, Антонина Семёновна подошла к окну. Во дворе сидела соседка Агафья, щёлкала семечки. Живёт одна, никому не мешает. А она? Неужели правда стала обузой для родной кровинушки?

За стеной голоса то вспыхивали, то затихали. Сначала дочь крикнула: «Не смей так говорить про мать!», потом что-то глухо ответил зять. Потом снова крик: «Нет! Она остаётся!»

Антонина Семёновна сжала в руках платок. Из-за неё дети ругаются. Из-за неё в семье разлад. Вспомнила – да, делала замечания. Когда сапоги в прихожей оставлял. Когда водку на кухне пил при детях. Но ведь для их же блага!

Дверь распахнулась, вышла Ольга с покрасневшими глазами.

«Мама, не слушай его. Никуда ты не пойдёшь!»

«Дочка, а может, он прав? Может, я действительно лишняя?»

«Что за вздор! Кто детей из школы встречает? Кто обед варит, пока я на фабрике? Кто дом держит?»

«Но зять…»

«А зять пусть радуется, что жена деньги в дом приносит!» – вспыхнула Ольга. «Без тебя я бы давно на одной стирке да готовке сидела!»

Иван вышел, лицо как каменное.

«Неделя на сборы», – бросил он и направился к печке.

«Ваня, давай обсудим!» – кинулась за ним Ольга.

«Обсуждать нечего».

Он налил себе квасу из кринки, выпил залпом.

«А где мама жить будет?» – спросила Ольга.

«Не моя забота. В богадельню пусть идёт».

Антонина Семёновна ахнула. Богадельня! Всю жизнь боялась этого слова.

«Иван!» – всплеснула руками Ольга.

«Нормальное место. Там старухам и еда, и кров, и уход».

«Да как ты можешь?!»

«А что? – пожал плечами Иван. – Либо она, либо я. Третьего не дано».

Старуха заплакала беззвучно, только слёзы катились по морщинистым щекам. Ольга обняла её.

«Мама, не переживай. Что-нибудь придумаем».

Но глаза дочери были полны тревоги.

Утром Иван ушёл на завод, даже не позавтракав. Ольга собираНа следующее утро, пока все ещё спали, Антонина Семёновна тихо закрыла дверь дома и пошла по заснеженной улице, не оглядываясь на место, где провела последние годы, потому что иногда настоящая любовь – это уйти, чтобы не мешать счастью других.

Оцените статью
Зять велел — уезжайте!
Daddy… That Waitress Looks Just Like Mummy.