— Ты меня помнишь?
— Мама, ты не обидишься, если я завтра домой уеду? — спросила Ольга, когда Татьяна вернулась из больницы.
— Может, ещё на день останешься?
— Я и так вместо двух дней три у тебя пробыла. Дома Серёжа с Никитой одни, ждут.
— Ладно, поезжай, дочка. Спасибо, что приехала. Зря, наверное, тебя побеспокоила. Во сколько электричка? Проводить тебя?
— Не надо, мам. Отдохни. Сколько сил папа из тебя высосал, а ты всё бегаешь к нему в больницу, ухаживаешь.
— Что за речи? Это же твой отец. Как же не помочь ему? — нахмурилась Татьяна.
— Он никогда мной не интересовался. Ни уроками, ни дневником. Отец есть, а вспомнить нечего. Интересно, если бы ты заболела, он так же за тобой ухаживал бы? — горячо вырвалось у Ольги.
— Вряд ли. Но я делаю это не только для него, а и для себя. Всё в жизни возвращается. Он болен, нуждается во мне.
— То есть, на Страшном суде это зачтётся? Напои, накорми, в больнице навести…
— И это тоже.
— Он всегда был эгоистом. Тебя ни во что не ставил. Ты одна семью тянула — работала, готовила, стирала. Он хоть раз тебе помог? Чуть чихнет — сразу на больничный. А ты хоть раз брала? Всё на ногах переносила.
— Ты что так злишься? Женщины к труду привычные, терпеливее мужчин. Да и хозяйство — наше дело. Муж поможет — хорошо, нет — сама справимся. Разве у вас с Сергеем иначе? — Татьяне не нравился этот разговор. Да, Николай не был примерным мужем, но и упрекать его дочери негоже.
— Неужели ты всё забыла? Простила его?
Татьяна внимательно посмотрела на дочь.
— Оля, это было давно, столько воды утекло. Не сразу, но простила.
— Утекло, как же. Вспомнил ту и снова к ней рванул.
— Это болезнь. Новое забывает, а старое помнит. Вспомнил-то он, да не к ней ушёл, а в молодость свою. Увидел её и не узнал. Испугался, даже адрес забыл. Она еле домой его привела.
— Наивная, мама. Увидела, что он ни на что не годен, вот и слиняла. Пусть бы сама за ним ухаживала, бульоны варила. Поняла бы тогда, каково тебе было. А в молодости едва не разбила семью.
Татьяна вздохнула.
— Но ведь не разбила. К чему старое ворошить? Осуждать легко. Ты думаешь, не прощать было лучше? Кому бы от этого легче стало? Отцу? Мне? Тебе?
У меня тоже были такие мысли. Вот представь: не простила бы я его, остались бы мы с тобой вдвоём. Я учительницей работала, зарплата — копейки. Жили бы впроголодь, но «гордые», да? Тебе тогда двенадцать было. Возраст тяжёлый. Ты грубила, говорила, что у подруг мамы лучше.
Говоришь, отец тобой не интересовался. Но ты ведь побаивалась его? Признайся. Без него я бы с тобой не справилась.
Время тогда было голодное. В магазинах — пусто. А тебе то платье новое, то туфли.
Отец зарабатывал, не пил, как другие. Ты и в музшколе училась, и на танцы ходила. Костюмы каждый раз новые — денег куча. Одна бы я тебе этого не дала. Кстати, он тобой гордился, когда ты награды получала.
— Мам, я не думала об этом так…
— Я не оправдываю его. Хочу, чтобы ты взглянула на всё иначе. Думаешь, твой Сергей идеален? Редкий мужчина на сторону не смотрит. Измена ведь разная бывает. Кстати, я думала, ты ничего не помнишь. Мы же об этом не говорили.
Ольга опустила глаза.
— Мне двенадцать было. Не всё понимала, но слышала. Боялась тебе сказать, чтоб не расстраивать.
— Знаешь, мои родители меня строго воспитывали. Отец — полная противоположность твоему. Ни я, ни мама без его слова шагу ступить не смели. Каждую копейку мама ему отчитывала. Ни цветов, ни подарков. Говорил — деньги на ветер.
Дневник проверял, за двойки ругал. Вечером гулять не пускал. Один раз одноклассник зашёл — так он его с крыльца спустил. До замужества я и не знала, что такое свидания.
С отцом твоим мы тайком в кино ходили. Когда он предложение сделал, я сразу согласилась. Не то чтобы любила — за свободу от отцовской власти.
Ты говоришь, отец тобой не занимался. Зато у тебя воля была, не то что у меня.
Я тоже маму спрашивала: зачем терпит? Она сказала: «Не пьёт, не бьёт, не гуляет — уже хорошо». Вот и я терпела. Развелись бы — а дальше? Вышла бы за другого, а он мог оказаться хуже.
— Ты мне никогда этого не рассказывала… — голос Ольги смягчился.
— А насчёт той… Красивая была. Мужчины вокруг так и вились. Твой отец не устоял. Сейчас он дряхлый, а тогда — видный. Она его не отпускала. Две недели у неё жил. Как я плакала… Но вернулся.
Детей у неё не было, абортов много сделала. Да и не только поэтому. Рядом с ней он ревновал безумно. Сказал потом: или с ума сойду, или её прибью.
Помнишь тётю Галю? Муж у неё стал инвалидом, дома сидел, суп варил. А она роптала, что он «не мужик», мне завидовала.
— Всё познаётся в сравнении… — задумчиво сказала Ольга.
— Видно, что так.
— Прости, мам. Я не смотрела на это с такой стороны.
— Врач сказал, побег его болезнь ускорил. Но как его беречь? Не знаешь, что он ещё вспомнит. Ладно, поздно. Тебе завтра рано. Да и я устала. Чаю попьём — и спать.
Утром Ольга уехала. На прощание они крепко обнялись — Татьяна не помнила, когда последний раз так сближалась с дочерью. Та обещала приехать летом с семьёй.
После больницы Николай изменился. Ходил мелкими шажками, только есть да телевизор смотрел. Взгляд — пустой. Казалось, он Татьяну не узнаёт. Сначала она дверь на ключ закрывала, но он больше не пытался уйти.
Однажды, возвращаясь из ЖЭКа, Татьяна встретила соседку.
— Ты чего одна? Кольку своего не видела?
— Нет. Вы его видели?
— Да, полчаса назад. Спросила, куда идёт. Не ответил, даже не поздорТатьяна побежала искать его и нашла на скамейке у детской площадки — он сидел в старом пальто и тапочках, не понимая, где находится, а когда она взяла его за руку, вдруг тихо прошептал: “Спасибо за всё” — и в глазах на миг мелькнуло что-то родное, давно забытое, будто даже в пропасти болезни он всё ещё помнил её.
