— Ты меня помнишь?
— Мам, ты не рассердишься, если я завтра уеду? — спросила Катя, когда Вероника вернулась из больницы.
— Может, останешься ещё на день?
— Я и так задержалась на сутки. Дома Серёжа с Мишкой одни, ждут.
— Поезжай, дочка. Спасибо, что приехала. Зря тебя побеспокоила. Во сколько электричка? Я бы тебя проводила.
— Не надо, мам. Лучше отдохни. Сколько сил у тебя Иван вытянул, а ты всё бегаешь к нему, ухаживаешь, сутками в больнице пропадаешь.
— Что за ерунду говоришь? Он же твой отец. Как не заботиться? — вспыхнула Вероника.
— Он мною никогда не интересовался — ни оценками, ни уроками. Отец был, а вспомнить нечего. Интересно, если бы ты заболела, он бы так же за тобой ухаживал? — горячилась Катя.
— Вряд ли. Но я делаю это не только для него, а и для себя. За всё ведь ответ держать придётся. Он болен, без помощи не справится.
— Ты про Страшный суд? Накорми голодного, посети больного…
— И это тоже.
— Он всегда был эгоистом. Тебя ни во что не ставил. Ты одна семью на себе тащила: работала, готовила, убирала. А он чуть зачихал — сразу на больничный. Ты хоть раз брала? Всё на ногах переносила.
— Ты что, злая такая? Мы, бабы, к труду привычные, терпеливее мужиков. Да и хозяйство — наше дело. Муж поможет — спасибо, нет — и ладно. Разве у вас с Сергеем не так? — Веронике разговор не нравился. Да, Иван не был образцовым отцом, но жаловаться грех.
— Неужели ты всё забыла? Простила его?
Вероника пристально посмотрела на дочь.
— Катя, это было давно, сколько воды утекло. Не сразу, но простила.
— Утекло, да. Вот он её не забыл, опять к ней рванул.
— Это болезнь. Новое забывает, а старое помнит. Вспомнил-то вспомнил, но не к ней пошёл, а к своей молодости. Увидел её — и не узнал. Испугался, даже адрес забыл. Она еле к нам его привела.
— Наивная ты, мам. Увидела, что он дышит на ладан, и сплавила. Больной ей не нужен. Пусть бы сама носилась по больницам, супы варила. Поняла бы, почём фунт лиха. А в молодости, когда здоровый был, чуть не утянула его.
Вероника вздохнула.
— Но не утянула. К чему старое ворошить? Осуждать — не мешки ворочать. Ты думаешь, не прощай я его — кому бы лучше было? Ему? Мне? Тебе?
И у меня такие мысли были. Представь: остались бы мы с тобой вдвоём. Я учительница, зарплата — копейки. Жили бы впроголодь, зато «гордые». Тебе тогда двенадцать было. Возраст трудный. Ты грубила, говорила, что тебе не повезло со мной. У всех мамы «нормальные», а у тебя — «ботаничка».
Ты говоришь, отец в твою жизнь не лез. Но ты его боялась. Признайся? Без него я бы с тобой не справилась.
Время было тяжёлое. В магазинах — шаром покати. А тебе то платье новое, то сапоги.
Отец деньги зарабатывал, не спился, как многие. Ты и в музшколе училась, и на танцы ходила. Костюмы каждый раз новые — это ж сколько стоило. Не прости я его — было бы у тебя это? Одна бы я не потянула. Кстати, он твоими победами гордился. Нет, ты послушай! — Вероника перебила попытку дочери вставить слово.
— Я не оправдываю его. Хочу, чтоб ты взглянула на всё иначе, на моём месте побывала. Думаешь, твой Сергей — другой? Редкий мужик на сторону не смотрит. Измена ведь разная бывает. Кто-то и в мыслях сто раз изменил. Стоп, мы же никогда об этом не говорили.
Катя отвела глаза.
— Ты сама сказала — мне двенадцать было. Не всё понимала, но слышала и видела. Боялась тебе сказать, расстраивать не хотела.
— Знаешь, мои родители меня в строгости держали. Мой отец был полной противоположностью твоего. Ни я, ни мать без его слова шагу ступить не смели. За каждую копейку отчёт. Ни цветов, ни подарков. Говорил — «деньги на ветер».
Дневник проверял, за двойки орал. Вечером гулять не пускал. Если и отпускал — только с девочками, чтоб до темноты. Однажды одноклассник зашёл — так он его с лестницы спустил. До замужества ни с кем толком не встречалась.
С твоим отцом мы тайком в кино ходили. Когда он предложение сделал — сразу согласилась. Не то чтобы любила. Приняла внимание за любовь. Но это был шанс вырваться из-под отцовского сапога.
Да и замуж бы не отпустил, если б не мать. А ты говоришь — «отец не интересовался». У тебя свобода была — не то что у меня.
Я тоже мать спрашивала: «Почему терпишь?» Знаешь, что ответила? «Не пьёт, не бьёт, не гуляет — остальное переживём». Вот и я терпела. Развелись бы — а дальше что? Вышла за другого — может, хуже бы оказался. Идеальных нет. Мечты с реальностью редко совпадают.
Да и о тебе думала. Боялась, что с отчимом тебе хуже будет.
— Ты мне никогда этого не рассказывала, — голос Кати смягчился.
— А насчёт той… Красивая была. Мужики вокруг неё, как мотыльки. Твой отец не исключение. Сейчас-то он сдал, а тогда — видный. Она его вцепилась, как репей. Ушёл, две недели у неё жил. Как я страдала — не передать. Но вернулся.
Детей у неё быть не могло — абортов много сделала. Да и не только поэтому. Он рядом, а к ней всё равно липнут. Сказал мне тогда: «Или с ума сойду от ревности, или её прибью».
Помнишь мою подругу Галю? Муж у неё неказистый был. То ли подрался, то ли на работе травму получил — не помню. Инвалидом стал. Галя работала за двоих, а он дома с детьми сидел, щи варил. Она жаловалась, что не чувствует его мужчиной, завидовала мне.
— Да… Всё познаётся в сравнении, — задумчиво протянула Катя.
— Выходит, что так.
— Прости, мам. Я не думала об этом с такой стороны.
— Врач сказал, побег из дома — сильный стресс для отца. Болезнь ускорилась. Беречь его надо. А как? Не у— Давай чаю попьём да спать, — Вероника поднялась с дивана, и в её голосе вдруг прозвучала усталая покорность, будто она наконец поняла, что удержать прошлое невозможно, как нельзя удержать в ладонях воду.
