**Дневник. 15 июня.**
Наша Родина — удивительное место, где чудеса прячутся не в шумных курортах, а в тихих уголках, куда редко заглядывают туристы. С Глебом мы уже третий год не выбираемся на южные моря — у меня давление, у него зарплата, которой хватает лишь на скромную жизнь. Сначала казалось, что лето без пляжей — настоящая катастрофа. Первый год прошёл в обидах и досаде, но потом… мы поняли, что счастье — не в бирюзовой воде, а в другом.
В палатках у лесных озёр, в долгих велопоходах по проселочным дорогам, в воздухе, пахнущем хвоей и свежескошенной травой. В прошлом году колесили по Уралу, а этим летом решили отправиться в Карелию. Уехали в начале июня и с тех пор живём как странники — без планов, без маршрутов, только сердце подсказывает, куда свернуть.
Как описать то, что мы видим? Это не просто леса и озёра. Это — душа земли. Деревья, что шепчут на ветру, вода, в которой отражается небо, и тишина, что лечит усталое сердце.
До этого бывали в Карелии набегами — на выходные, не больше. Но в этот раз, вернувшись, осознали: мы скучали. Думали, нас уже ничем не удивить. Ошибались.
Каждый день проезжали по сорок-пятьдесят километров, минуя маленькие деревеньки, будто застрявшие во времени. Дома — добротные, с резными наличниками, дворы — чистые, словно их каждый день подметали. Велосипеды оставляли у забора — никому и в голову не приходило их тронуть. Мир, где двери не запирают. Разве такое ещё бывает?
Однажды под вечер, когда солнце уже скрылось за соснами, мы увидели её. Сидела на лавочке у крыльца, одна, смотрела вдаль — будто ждала. Поздоровались просто так, от вежливости. Она повернулась, и на лице её вспыхнула улыбка — тёплая, как будто мы были её давно потерянными внуками. Так начался разговор, который длился до самых сумерек.
Её звали Агафья Семёновна. Лет за восемьдесят, не меньше. Седая, под платком, лицо — в морщинах, но глаза… ясные, светлые, как у ребёнка. Руки пахли молоком и мятой. “Заходите, — сказала она. — Чайку попьём, да и поговорим”.
Вошли в её избу. Небогатую, но уютную. За минуту на столе появилось угощение: солёные грузди, свежий творог, парное молоко, огурчики с грядки и хлеб. Не тот, что в магазине, а настоящий, душистый, с румяной корочкой.
Ели молча. Слова застревали в горле. Такого вкуса я не помню с детства. А она рассказывала: как в юности за ягодами в лес ходила, как мужа на войне похоронила, как сама корову принимала и теперь живёт одна, но не ропщет — благодарит Бога за каждый день.
Когда собрались уходить, обняла нас, как родных, и прошептала:
— Заходите, когда будете рядом. Стучать не надо — дверь не заперта. У нас так принято: чужих нет, все — свои.
Я стояла на пороге, смотрела в её глаза — и чувствовала, как щемит сердце. Поцеловала ей руку. Глеб молчал. Отошли на пару улиц, и я спросила:
— Это правда? В наше время? В нашей стране?
Он только кивнул. Потому что такие встречи — как чудо. Мы привыкли к злобе, к недоверию, к вечной гонке за деньгами. А тут, в глухой карельской деревне, нас накормила, обогрела и выслушала женщина, которой мы были просто прохожими.
Такие люди не живут для себя. Они — как свечи, что светят, даже когда вокруг темно. И я буду помнить её всегда. Агафья Семёновна, бабушка с хлебом и открытой душой, напомнила мне: настоящее — не в рублях, не в карьере, не в заграничных отелях. Оно — там, где тебе рады без всяких причин.
