**Из глубины души – только он**
— Мама, я же просила не давать Артёму телефон! Неужели так сложно выполнить мою просьбу?
Ольга нервно шагала по комнате, подбирая разбросанные игрушки. Антонина Васильевна стояла в дверном проеме, скрестив руки, и лишь изредка цыкала языком, закатывая глаза.
— Ты же видишь, как он становится после этих гаджетов – неуправляемый, капризный. Но тебе всё равно, ты включаешь ему эти глупые видео и уходишь по своим делам! — не унималась Ольга.
Она злилась. На мать, на себя, на отца Артёма, на несправедливость жизни. Но как объяснить, что нельзя давать ему телефон, из-за которого он кричит по ночам? Что нельзя кормить его мандаринами – у него аллергия, или леденцами с красителями, от которых щёки покрываются сыпью…
Хуже всего было то, что Ольга зависела от матери. Больше просить помощи было не у кого. Но терпеть, как Антонина Васильевна игнорирует её просьбы, она больше не могла.
— Он капризничает, потому что мать его не видит, — холодно бросила Антонина Васильевна. — А от телефона за полчаса ничего не случится.
— Как это – ничего?! Хорошо бы он хоть что-то полезное смотрел! Но ты даже не проверяешь, что ему включаешь. Взрослые в странных костюмах, дурацкие танцы, пугающие ролики – это подходит для четырёхлетнего ребёнка?! Попробуй сама посмотреть такое – через полчаса голова заболит! — голос Ольги дрожал от злости.
Антонина Васильевна усмехнулась и шагнула ближе к дочери. Позади неё стоял маленький Артём, привыкший к ссорам и просто ждавший, когда шум утихнет. Ольга заметила его взгляд, сразу смолкла и сдержалась.
— Знаешь что, доченька? — Антонина Васильевна пристально посмотрела на неё. — Не в том ты положении, чтобы учить меня, как сидеть с твоим сыном. Надо было думать раньше, прежде чем рожать от первого встречного и сваливать ребёнка на мать.
От этих слов у Ольги подкосились ноги. Она была благодарна матери за помощь, за крышу над головой, за то, что та забирала Артёма, когда он болел.
Она никогда не сидела без дела – подрабатывала даже с грудным ребёнком, а как только появилась возможность, устроила его в сад. Основную заботу взяла на себя, а бабушка была лишь подстраховкой на случай внезапных простуд.
В благодарность Ольга оплачивала квартиру, покупала продукты, иногда даже подкидывала матери лишние деньги, хотя та продолжала работать.
Ольга резко отшатнулась, наклонилась к коробке с игрушками и, стараясь скрыть дрожь в голосе, проговорила:
— Я не прошу тебя его воспитывать. Я сама справляюсь. И Артём, слава Богу, умный, спокойный мальчик. Он тебя даже не напрягает – играет сам, не капризничает. “Удобный”, да? Но за этим “удобством” – другое. Он очень чувствительный. Наши ссоры потом выливаются в плохой сон, вялость… Я лишь прошу – не давай ему телефон, не перекармливай сладким, не мажь кожу этими странными мазями. Но ты, как бабушка, делаешь всё наоборот. Зачем?
Она взяла коробку, поставила её на полку и подошла к сыну, который всё это время робко выглядывал из-за двери. Взяла его за руку, повела в спальню, но остановилась и обернулась.
— Я уже просила не тыкать мне твоей помощью. Да, я родила «от первого встречного». Да, я сбежала от него с ребёнком на руках. И да, ты сама предложила помощь, клялась, что не будешь попрекать. Разве я не стараюсь? Я пашу, оплачиваю жильё, покупаю еду. Артём почти всё время в саду. Но в те редкие дни, когда я прошу тебя его посидеть, ты будто специально делаешь всё наперекор!
Она толкнула дверь спальни.
— Пойдём, зайка, почитаем.
Из кухни донёсся голос Антонины Васильевны:
— Если не нравится – сиди с ним сама! У самой за душой ничего, кроме ребёнка, а ещё недовольна: телефон, видите ли, нельзя… Я сама знаю, что можно, а что нет!
Ольга глухо вздохнула, но промолчала. Артём послушно зашёл в комнату, достал книжку и протянул ей.
— Почему вы с бабушкой ругаетесь? — спросил он, глядя большими глазами.
Ольга не нашлась, что ответить. Когда она забеременела, то уже знала – отец не даст им спокойной жизни. Но гордость мешала просить помощи у матери, которая всегда её осуждала. И эта гордость привела её к браку с человеком, который сначала казался сильным, а потом оказался тираном…
Антонина Васильевна, увидев однажды синяки на дочери, сразу забрала её к себе. И клялась, что никогда не упрекнёт.
Ольга изо всех сил пыталась исправить ошибки. Артём стал её мотиватором – ради него она вставала на рассвете, успевала всё, работала на износ. Так она пыталась искупить вину и перед матерью, и перед сыном.
— Взрослые иногда ссорятся, — слабо улыбнулась она.
— Как вы с папой? — тихо спросил Артём.
— Да, зайка. Но ты этого не помнишь, ты был маленьким.
Он пожал плечами, лёг на живот и стал разглядывать картинки, пока мама читала. Ольга механически вела пальцем по строчкам, а сама думала, как устала от бесконечных стычек с матерью. Это даже не конфликты – какое-то бессмысленное противостояние.
Когда Артём заснул, Ольга вышла на кухню. Антонина Васильевна, как всегда допоздна не ложившаяся спать, сидела за чаем.
— Вода горячая, наливай, если хочешь, — сказала она будто ни о чём.
— Спасибо, нет. Я спать, — Ольга замялась, но решилась. — Мы с Артёмом скоро переедем. Попрошу тебя посидеть с ним ещё месяц, пока ищу жильё. Потом больше не побеспокою.
Она хотела уйти, но мать остановила:
— Куда ты пойдёшь? Без денег, с ребёнком? Гордость – это хорошо, но не до глупостей.
Ольга резко обернулась:
— На каких «без денег»? Я работаю! А если он болеет – чаще беру его с собой, потому что ты тоже работаешь. Он ходит на больничный раз в три месяца – неужели не замечала?
Антонина Васильевна фыркнула.
— Что? — голос Ольги дрогнул. — Всё время фыркаешь, как будто я виновата во всём!Антонина Васильевна молча опустила глаза, и в этот момент Ольга вдруг поняла, что мать просто боится снова остаться одна.
