Исчезла без слов прощания

Людмила Ивановна стояла у окна и наблюдала за двором, где Марфа из девятой квартиры развешивала бельё. Соседка что-то напевала, встряхивала простыни, а ветер играл её седыми волосами. Обычное утро, обычная жизнь. Только вот Люся не могла отделаться от странного чувства – будто что-то не так.

— Мам, идёшь завтракать? — позвала её Даша с кухни.

— Сейчас, — отозвалась Людмила Ивановна, но от окна не отошла.

Дочь появилась в дверях, вытирая руки полотенцем. К тридцати пяти годам она стала только красивее – волосы собранные, взгляд ясный, только губы поджаты, как всегда, когда о чём-то серьёзном думает.

— Мам, мне нужно поговорить, — сказала Даша, разливая чай.

— Говори, дочка.

Люся села напротив, взяла чашку. Чай крепкий, ароматный, точно такой, какой любила её свекровь. Вот странно – опять о ней вспомнила. Уже полгода прошло, а мысли всё возвращаются.

— Мне предложили новую должность, — начала Даша, не поднимая глаз. — С зарплатой в два раза выше.

— Ну и замечательно! — обрадовалась Людмила Ивановна. — Тебя давно пора повысить!

— Только работа в Екатеринбурге.

Слова повисли в воздухе. Люся поставила чашку, даже не притронувшись к чаю.

— В Екатеринбурге?

— Да. Там открывают новый офис, нужен руководитель. Я всё обдумала, мам. Это шанс.

— А я? — вырвалось у Людмилы Ивановны.

Даша подняла глаза, и мать увидела в них ту же решимость, что была у неё в шестнадцать, когда она твёрдо заявила, что пойдёт не в мед, как хотелось маме, а в экономисты. И так же смотрела, когда разводилась с мужем, несмотря на все уговоры.

— Мам, ты же взрослая. Справишься. Это не на край света – всего-то пару часов на самолёте.

— Но… — Люся запнулась. Что сказать? Что боится одиночества? Что привыкла к шуму по утрам, к разговорам за чаем, к тому, что кто-то есть рядом?

— Мне уже тридцать пять, мам. Хочу попробовать что-то новое, пока не поздно.

— А тут разве плохо? — Люся оглядела кухню, где прошло столько лет, где Даша делала уроки, где они переживали тяжёлые дни после смерти отца.

— Не плохо. Но и не то, чего хочу. Мне нужно… — Даша замолчала. — Нужно понять, что я живу свою жизнь, а не иду по накатанной.

Людмила Ивановна отпила чай. Горький. Забыла сахар положить.

— Когда уезжаешь?

— Через две недели. Нужно быстро всё оформить.

Четырнадцать дней. Люся попыталась представить утро без Даши: тишина, пустая кухня, никто не спросит, как дела, не поможет открыть банку, не просто посидит рядом.

— Ты всё продумала? Квартира, работа…

— Всё улажу. Компания поможет с жильём. Мам, ну пойми.

Люся кивнула, хотя понимать не хотела. Хотелось плакать, кричать, что дочь бросает её. Но разве сама она когда-то не мечтала уехать из родительского дома? Только тогда были другие времена – послевоенные, не до мечтаний.

— Ладно, — сказала наконец. — Если решила…

Даша выдохнула с облегчением.

— Спасибо, мам.

Следующие дни пролетели в хлопотах. Даша бегала по инстанциям, собирала вещи. Домой приходила поздно, уставшая. Разговоров не получалось. Люся не спрашивала – боялась, что каждый новый факт сделает отъезд ещё реальнее.

Готовила, убирала, смотрела телевизор. Только теперь каждое дело сопровождалось мыслью: “Скоро буду делать это одна”.

— Мам, помнишь, как мы с папой в Сочи ездили? — спросила как-то Даша, листая старый альбом.

— Конечно. Тебе лет семь было, всё норовила в море одна заплыть.

— А он меня на руках носил, говорил, что я его русалочка, — улыбнулась Даша.

Люся взяла фотографию. Вот они втроём на пляже. Муж загорелый, смеётся, Даша у него на плечах, а она сама – молодая, счастливая.

— Если бы папа был жив, он бы меня поддержал, — задумчиво сказала Даша.

— Он всегда тебя поддерживал. Иногда даже слишком.

— Разве бывает “слишком”?

— Просто очень любил. Сильнее всего на свете.

Даша отложила альбом и обняла мать.

— Мам, я тебя тоже люблю. Я не бросаю. Просто… хочу попробовать по-другому.

Люся прижалась к дочери, вдохнула знакомый запах её волос. Когда Даша была маленькой, она так же обнимала её перед сном, читала сказки. А теперь дочь выросла – у неё своя дорога.

Накануне отъезда Даша притащила коробки, стала складывать вещи. Люся помогала, заворачивала посуду в газеты. Казалось, вот только вчера эти чашки стояли в шкафу – а теперь их увозят.

— Оставлю тебе ключи от комнаты, — сказала Даша. — Может, переставишь мебель или гостей поселишь.

— Какие гости? — фыркнула Люся. — Тётя Валя вот уже пять лет обещает из Ростова приехать.

Они рассмеялись, и на мгновение стало легче – будто снова стали просто мамой и дочкой.

Вечером Даша долго говорила по телефону, делилась планами. Голос звенел от счастья. Люся слушала из кухни и понимала: дочь уже там, в новой жизни.

Утром Даша засобиралась рано, хотя поезд был вечером. Суетилась, проверяла документы. За завтраком молчали – между ними выросла невидимая стена. Не злость, не обида – просто осознание, что после сегодня всё изменится.

— Мне ещё в банк нужно, — сказала Даша. — Вернусь к обеду, потом поедем на вокзал.

— Хорошо, — кивнула Люся. — Соберу тебе поесть в дорогу.

После её ухода квартира замолчала. Люся ходила по комнатам, поправляла вещи. В Дашиной комнате на кровати лежал чемодан, на столе – книги, которые она не взяла. Люся открыла томик Цветаевой. Когда-то они читали его вместе.

Телефон зазвонил около трёх.

— Мам, в банке очередь, потом к нотариусу. Не успею домой заехать.

— А вещи?

— Попрошу Колю, он на машине. Заберёт чемодан, и мы сразу на вокзал. Мам, я не люблю эти прощания…

— Ладно, — сказа*И вот теперь Людмила Ивановна осталась одна, но в сердце её теплилась надежда, что когда-нибудь дочь вернётся — не навсегда, но хотя бы ненадолго, чтобы снова посидеть за общим столом и выпить чаю, как в старые добрые времена.*

Оцените статью
Исчезла без слов прощания
Listen, Alice! You Have Neither Mother Nor Father Left, and No Home Either,” Replied Her Mother.