**Вернулся спустя десять лет**
— Да что ты несёшь, Оля?! Не может быть! — Марфа Степановна ударила кулаком по столу так, что чашки с недопитым чаем подпрыгнули. — Ты точно его видела? Может, померещилось?
— Мам, да я же не слепая! — Ольга нервно затянулась сигаретой, пепел стряхнула на пол. — Стоял у почты, разговаривал с Иваном Петровичем. Постарел, седой, но это точно он, наш Серёжа. Я чуть в обморок не рухнула!
— Господи помилуй… — женщина опустилась на стул, прижала ладонь к груди. — Дай мне валерьянки, скорее!
Ольга рванула к аптечке, руки дрожали так, что не могла открыть пузырёк.
— Мам, не паникуй! Может, он просто проездом. Дела какие-то…
— Какие дела?! — Марфа Степановна залпом хлебнула валерьянки, скривилась. — Что ему тут делать после всего? Думал, мы забыли? Простили?!
Дверь захлопнулась, в прихожей раздались тяжёлые шаги. Женщины замолчали. В кухню вошёл Геннадий Васильевич, муж Марфы Степановны, снял потрёпанную ушанку, повесил на гвоздь телогрейку.
— Что вы тут как заговорщицы? — буркнул он, подошёл к рукомойнику, начал мыть руки. — Морды у вас серые… Кто умер?
— Гена… — Марфа Степановна сглотнула ком в горле. — Серёжка вернулся.
Мужчина застыл. Вода текла из крана, а он стоял с намыленными руками и смотрел в окно.
— Врёшь, — тихо сказал.
— Оля видела. У почты стоял.
Геннадий Васильевич медленно сполоснул руки, вытер их полотенцем. Лицо стало каменным.
— Значит, осмелился показаться, подлец. Думал, время лечит? Как бы не так! — Он сел за стол, налил чай из заварника. — А Танька знает?
— Откуда? Она на огороде с утра ковыряется, — Ольга затушила окурок в пепельнице. — Сказать ей?
— Сказать?! — взорвался Геннадий Васильевич. — Ты видела её вчера? Как радовалась, что внучка в МГУ поступила! Впервые за десять лет улыбалась! И ты хочешь это разрушить?!
Марфа Степановна вздохнула, стала собирать крошки со стола.
— Гена, но если он здесь, она сама его встретит. Городок маленький. Лучше мы скажем, чем она наткнётся…
— Господи, как же так вышло… — мужчина потер лоб. — Жили тихо, Танька вроде отошла, Катюша выросла умницей… А тут этот…
Ольга подошла к окну, выглянула во двор.
— Может, он не к нам? Может, по делам приехал?
— Дела! — фыркнул отец. — Какие у него тут дела?! Все дела он закрыл, когда сбежал, как последняя мразь!
В это время скрипнула калитка. Во двор вошла Татьяна Витальевна, младшая дочь Геннадия Васильевича. Высокая, статная, несмотря на возраст, она несла ведро с картошкой. Волосы, собранные в хвост, выбились из-под платка, щёки горели румянцем.
— Картошка — загляденье! — крикнула она с порога. — Мам, сейчас почищу, пожарю с лучком!
Войдя в кухню, она сразу почувствовала напряжение.
— Что случилось? — насторожилась. — Вы все какие-то не свои…
Марфа Степановна и Ольга переглянулись. Геннадий Васильевич уткнулся в чашку.
— Таня, садись, — тихо сказала мать.
— Мам, ты меня пугаешь. Что-то с Катей?
— С Катей всё в порядке. Она в читальне. Таня… Серёжа приехал.
Татьяна Витальевна медленно опустилась на стул. Лицо побледнело, руки легли на стол.
— Когда? — только и спросила.
— Оля его сегодня видела. У почты, — Марфа Степановна осторожно погладила дочь по руке. — Доченька, ты как? Валерьянки?
— Не надо, — Татьяна покачала головой. — Я в порядке. Просто… не ждала. Думала, он не вернётся никогда.
— Да и не надо ему возвращаться! — не выдержал отец. — Нечего ему тут делать! Набедокурил — пусть там и гниёт, где сбежал!
— Пап, хватит, — тихо сказала Татьяна. — Это в прошлом.
— В прошлом?! — Геннадий вскочил. — А ты забыла, как ночами рыдала? Как Катя спрашивала, где папа? Как одна тянула дом, работу, ребёнка? А он где был? Где?!
— Гена, успокойся, — Марфа Степановна попыталась усадить мужа. — Не кричи, соседи услышат.
— А пусть слышат! Пусть знают, кто он такой…
— Хватит, пап, — Татьяна поднялась, подошла к окну. — Я понимаю, ты переживаешь. Но крик ничего не изменит.
Она смотрела на огород, где ровными рядами росли грядки. Все эти годы она вкладывала душу в этот клочок земли, в дом, в дочь. Работала в школе учительницей, растила Катю, помогала родителям. Никого не подпускала близко, хотя сватались. Не могла. Что-то внутри окаменело тогда, десять лет назад, когда он ушёл.
— Мам, а он… сильно изменился? — спросила она, не оборачиваясь.
Ольга замялась.
— Ну… постарел. Седой. Одет по-городскому.
— Значит, дела идут неплохо, — сухо заметила Татьяна.
— Таня, — осторожно начала Марфа Степановна, — а ты… думала, что он может прийти? Поговорить?
— Не знаю, мам. И хочется, и страшно.
Калитка снова скрипнула. Во двор вбежала девочка лет семнадцати, светловолосая, точная копия матери.
— Бабуля, деда! — закричала она с порога. — Мам! Вы представляете, что мне Лидка сказала?!
Катя влетела в кухню, запыхавшись.
— Говорит, моего отца видели в городе! Представляете?! Десять лет прошло, а она его узнала!
Все замерли. Катя оглядела взрослых, поняла, что что-то не так.
— Вы… уже знаете? — растерянно спросила она. — Мам, это правда?
Татьяна обняла дочь за плечи.
— Правда, зайка. Тётя Оля его видела.
— И что теперь? — Катя широко раскрыла глаза. — Он к нам придётИ в этот момент в калитке появился высокий седой мужчина, остановился у крыльца и с дрожью в голосе произнес: “Простите меня… если сможете”.
